Бен-Гур

Во-первых, его отец был последователем саддукеев, либералов своего времени. Они строго придерживались Закона, данного в книгах Моисеевых, но презрительно отметали большую часть раввинских добавлений. Их религия была скорее философией, чем кредо; они не отказывали себе в радостях жизни и признавали, что гойская часть человечества создала много достойного восхищения. В политике они составляли активную оппозицию сепаратистам. При нормальном положении вещей сын унаследовал бы партийную принадлежность, равно как и отцовское состояние; как мы видели, он двигался именно этим путем, когда произошло роковое событие.

Чтобы лучше оценить влияние жизни в Риме, нужно вспомнить, что великий город был тогда местом встречи народов — местом политики и торговли, а равно всевозможных и безоглядных удовольствий. Присутствуя, как сын Аррия, на приемах цезаря, Бен-Гур не мог не заметить царей, князей и послов всех известных стран, смиренно ожидающих римского «да» или «нет», что означало для них жизнь или смерть. Сидя в цирке Максима среди трехсот пятидесяти тысяч зрителей, он не мог не подумать, что, возможно, и среди необрезанной части рода людского есть некоторые ветви, достойные Божьего внимания — за их муки и за то, что хуже мук — безнадежность.

То, что у него появилась такая мысль, было вполне естественно, но, появившись и заставив его задуматься, она послужила причиной дальнейших наблюдений. Несчастия людей и их безнадежность не имели отношения к религиям; их мольбы и стоны были не жалобами на своих богов или просьбами новых. В дубовых лесах Британии друиды сохраняли своих последователей; Один и Фрейя установили свои культы в Галлии, Германии и среди гипербореев; Египет был доволен своими крокодилами и Анубисом; персы по-прежнему поклонялись Ормузду и Ариману, воздавая им равные почести; в надежде на Нирвану индусы, как всегда невозмутимо, шли лишенными света путями Брахмы; прекрасный греческий разум в паузах между философствованиями все воспевал Гомеровых богов; что же касается Рима, то не было там ничего столь расхожего, как боги. Следуя прихоти, хозяева мира хладнокровно переносили свои поклонения и дары с алтаря на алтарь, наслаждаясь устроенным пандемониумом. Их неудовольствие, если они бывали недовольны, относилось только к количеству богов, ибо заимствовав у земли все ее божества, они принялись обожествлять своих цезарей, посвящая им алтари и священнослужения. Нет, причинами несчастий были не религии, а дурное правление. И потому всюду: в Лодинуме, Александрии, Афинах, Иерусалиме — молили о царе, который поведет к завоеваниям, а не о Боге, которому поклониться.

Изучая ситуацию две тысячи лет спустя, мы видим, что в религиозном отношении не было другого выхода из всемирной мешанины богов, кроме Бога, который бы доказал свои истинность и могущество и потому смог бы спасти мир; современники же, включая лучших из них, думали только о сокрушении Рима, об этом они молились, ради этого составляли заговоры, восставали, сражались и погибали, поливая землю сегодня кровью, завтра — слезами, но всегда с неизменным результатом.

Пять лет жизни в столице дали Бен-Гуру представление о страданиях покоренного мира, и, будучи совершенно уверен, что недуги имеют политическую природу, а лечить их следует мечом, он упорно готовился к выполнению своей роли в день героической операции. Он уже стал превосходным солдатом; но война имеет высшие сферы, и тот, кто желает действовать в них, должен владеть большим, чем умение отбить удар щитом или нанести копьем. В этих сферах находят свои задачи военачальники, и величайшая из задач — превратить многих в одно и слить это целое с собой; настоящий командир — это боец, вооруженный армией. Такая концепция вошла в его жизненные планы, где месть за личные обиды гораздо скорее могла найти себе место в войне, нежели в мирной жизни.

Теперь нетрудно понять чувства, с которыми он слушал Балтазара. Рассказ затронул обе чувствительных точки. Сердце забилось быстрее, а потом еще быстрее, когда, задумавшись, он не нашел в себе сомнения ни в правдивости рассказа, ни в том, что Дитя, столь чудесным образом найденное, был Мессия.

Странно лишь то, что Израиль лежит в мертвом покое, не ведая о близком спасении, и что сам он никогда прежде не слышал о Младенце. Все, что он хотел теперь узнать, сконцентрировалось в двух вопросах:

Где сейчас Дитя?

В чем его миссия?

Извинившись, он перебил Балтазара и попросил его высказать свое мнение.

ГЛАВА XVI Христос грядет — Балтазар

— Если бы я мог ответить, — сказал Балтазар с обычной простотой и серьезностью, — о, если бы я знал, где он сейчас, как бы я мчался к нему! Ни моря не остановили бы меня, ни горы.

— Так ты пытался искать его? — спросил Бен-Гур.

По лицу египтянина пробежала улыбка.