Белый ворон

Больше десяти человек пытались скрутить чернобыльца, пораженного вредными рентгенами, и надеть на него наручники. Не тут-то было. Челнок Афанасьев бился, словно за его спиной проходила незримая граница родины, тем более, что их азиатские наручники на запястьях этого болезненного не сходились. Однако организм Афанасьева, подточенный вредными выбросами, в конце концов не позволил ему сотворить еще несколько подвигов. Отважный челнок не думал сдаваться, но неожиданно для самого себя он в конце концов просто уснул в руках спецназовцев. Восхищенное подвигами русского богатыря полицейское руководство не стало сажать спящего туриста в тюрьму, а просто попросило наше консульство препроводить его в родные пенаты хотя бы потому, что наручники местного производства на этого господина явно не рассчитаны.

Лишившись туристских заработков, Челнок долго не раздумывал после моего предложения, и в «Снежинке», руководимой зиц-председателем, отставным генералом Бабенко, открылась очередная ставка. В конце концов я не могу позволять ползти вверх кривой безработицы и стремлюсь постоянно создавать новые рабочие места. Даже для отставных генералов, вся трудовая деятельность которых заключается в получении зарплаты.

Сейчас, пристально посмотрев на вошедшего в кабинет Челнока, я окончательно понял: последствия страшной аварии, несомненно повлияли на его параметры. Не удивительно, говорят в зараженной Припяти радиация раздула сомов до кашалотских размеров, наверняка по той же причине природа не пощадила Афанасьева. Мало того, что запястья у него не соответствуют мировым ГОСТам по производству наручников, так и рост под потолок. Я никогда не считал себя слабаком, многие покойники, если бы могли, подтвердили такой вывод с чистой совестью, однако рядом с Афанасьевым поневоле чувствуешь себя гномом.

— Здоров будь, барин, — пророкотал густым басом Челнок, усаживаясь в кожаное кресло.

— И тебе привет, добрый молодец. Только учти, бар в семнадцатом резать стали. И до сих пор этот процесс никак не остановится. Многим из тех, кто в баре рвется, зачастую становится тошно жить. Потому, молодец, именуй меня как-то по-другому. Я — человек суеверный.

— Слушаюсь, командир, — бабахнул басом по моим барабанным перепонкам Челнок.

— Тогда слушай. В приемной сидит женщина. С этой минуты она под охраной твоей команды. Завтра ее муж покидает дом родной, устроишь ему встречу у ворот.

— По какой системе обеспечить прикрытие? — гораздо тише спросил Челнок, и я понял, что теперь передо мной сидит не легендарная личность, прославившаяся своими туристскими подвигами, а капитан войск особого назначения Афанасьев. Человек долга и чести, снявший погоны по собственному желанию, несмотря на уговоры руководства возглавить спецподразделение «Сириус». Челнок стоял на страже своих убеждений еще тверже, чем на земле Малайзии: настоящий офицер дважды не присягает. Именно это обстоятельство сыграло решающую роль в моем решении пригласить Афанасьева на работу, тем более, что присяги на верность мне не требуется.

— Значит так, ликвидатор, — подобно Челноку понижаю голос. — Это тебе решать. И учти, на вас вполне могут обрушиться менты.

— Против них я не могу применять спецсредства, — то ли спросил, то ли скомандовал сам себе Челнок.

— Еще как можешь. В форме ты их не увидишь, а потому действуй решительно. Долби их, пока удостоверения из-за пазухи не успеют выхватить — это в конце концов твоя работа. Тем более, ты заключишь официальный договор с фирмой «Олли», которая попросила защиты от гнусных рэкетиров в охранном агентстве с невинным названием «Снежинка».

— Я должен поставить в известность Рябова?

— Обязан.

— Кто наехал на людей?

— Гусь. Вопросы по нему есть?

Челнок отрицательно качнул головой и, с легкостью подняв свое стодвадцатикилограммовое тело из кресла, отправился к двери мягкой кошачьей походкой.

14

Как и следовало ожидать, наказание за решение обрушилось очень быстро. Рябов назначил встречу в моем собственном доме, куда я стараюсь попадать как можно реже. Моя милая супруга как-то вполне справедливо подметила: переночевать несколько ночей кряду в нашем фамильном гнездовье — один из самых грандиозных подвигов, на которые способен ее муж.

С опаской войдя в холл, я увидел своего наследника, сидящего верхом на Трэше. Гарик тянул собаку за уши вверх, однако, несмотря на его старания, овчарка, подобно вертолету, не взмыла в воздух, а продолжала покорно терпеть игрища этого мелкого исчадия ада. Но стоило собаке заметить меня, как она тут же оскалилась, щелкнув громадными рафинадного цвета клыками.

Распахнув плащ, я медленно отступил к приоткрытой двери, судорожно перебирая всевозможные варианты к отступлению, расстегивая на всякий случай фиксатор плечевой кобуры. Трэш неуловимым движением сбросил с себя седока и вздыбил шерсть на загривке. Присев на ковер, Гарик не без удовольствия заметил:

— Папуля, он тебе сейчас трахалку оборвет.

— Не дождешься, — отвечаю любимому сыночку, твердо глядя в собачьи глаза. — Я его пристрелю.