— Скотина блядская! — ору неожиданно для самого себя, извлекая ногу из заминированного Педрилой туфля. Клянусь самым святым, даже здоровьем детей моих неблизких соседей, в глазах этого персидского экстремиста просквозило райское наслаждение.
— Дорогой, ты меня звал? — прискакала на мой вопль отчаяния Сабина.
— Вот именно тебя! — рявкнул я, надвигаясь на Педрилу с обувью наперевес.
Волосатый выродок тут же перестал чувствовать себя триумфатором, распушил хвост и помчался вверх по лестнице.
— Прекрати издеваться над животным, — как можно мягче потребовала супруга.
— Это ты своему коту проповедуешь или ко мне обращаешься? — поинтересовался я, понимая, что генеральное сражение с котом откладывается. — Ты лучше понюхай, как от меня пахнет!
— Как на улицах, — улыбнулась Сабина. — Завтрак готовить?
— Обязательно. Меню будет таким: ванна, свежая сорочка… Да, водитель явился?
— Ждет в машине.
— Скажешь, чтобы в следующий раз он приехал в «собачьей будке». Твой Педрило на этом свете явно задержался.
— И ты тоже! — раздался сбоку голос моего единственного наследника.
— Гарик, тебе Педрилины лавры спать не дают? — заметил я и мягко бросил ему башмак с кошачьим автографом. — Ты чего это раздухарился с утра пораньше?
Гарик успел среагировать на мое движение. Он высоко подпрыгнул и ударил по туфле ногой влет. За такую меткость я сходу простил ему доброе пожелание в адрес родителя — башмак опустился точно на любимый рояль моей драгоценной супруги.
— Тебя, папуля, в школу вызывают, — гадливо улыбаясь, поведал Гарик. — Они тебе про меня такое расскажут… Точно сдохнешь.
— Главное не предстоящая гибель, а известие о том, что наконец-то у меня командиры выискались. Смотри, Гарик, будешь хорошо учиться, в институт поступишь. Закончишь его с отличием, тогда, может быть, тебя кто-то возьмет шестерить на лоток.
— Нужен мне институт! Что я, дефективный? Ты мне магазин купишь. В Париже.
— Непременно. Рядом с домом Лени Голубкова.
— Дорогой, — оторвала меня от воспитания подрастающего поколения влетевшая в холл Сабина. — Ванна готова… Боже, ты что наделал, опять своими выходками нас в могилу загнать хочешь? Пережить не смог, что две ночи подряд здесь находился, а не у своих сучек…
— Трахаешь, что шевелится, — подключился Гарик.
Обычно Сабина при подобных демаршах семейные сцены прекращает, уволакивая Гарика в его комнату. Однако сейчас она не обратила на его глубокомысленное замечание никакого внимания.
— Ты зачем эту гадость на рояль забросил? — продолжила свой драматический монолог супруга, однако я не позволил ей почувствовать себя пифией на страже семейного очага.
— Заткни пасть.
— Как ты разговариваешь при ребенке?
— А ты что мелешь?! Думаешь это я? Нет, дорогая, это Гарик башмак с говном на рояль забросил, — чуть спокойнее говорю жене, и Сабина прямо-таки с педрильским блеском в глазах поворачивается к начинающему бледнеть сыночку.
В ванную я отправился с весьма достойным видом главы семейства, умеющего создать в доме атмосферу уюта, тишины и покоя.
10
Подъехав к своему предприятию, я с чувством глубокого удовольствия отмечаю: если загробная жизнь существует, то дорогой товарищ Андропов одновременно торчит на небесах и сам на себе. Наверняка радуется, как моя фирма, в отличие от многих других, до сих пор свято выполняет его предначертания по поводу максимального использования каждой минуты рабочего времени. Тротуар и проезжая часть у дверей «Козерога» утыканы машинами сотрудников так плотно, что я немедленно сделал выговор сам себе. Нечего на работу опаздывать, господин генеральный директор, собственную машину припарковать негде.
— Давай во двор, — руковожу Сашей.
Водитель без особого удовольствия свернул в подъезд и остановился возле мусорного бака с надписью «Ветераны труда обслуживаются вне очереди».
Саша не любит, когда «Волга» стоит во дворе. Кто-то из жильцов приладился изредка обливать автомобиль помоями, и шофер, вместо того, чтобы найти и обезвредить хулигана, терпеливо моет «Волгу», свято помня о необходимости нерушимости общественного согласия. Он наверняка давно усвоил: машины во дворах мешают многим, в основном тем, у кого своей нет.
В приемной меня ждала целая делегация. Я успел отметить, что директор Центра современного искусства доктор искусствоведения Дюк ерзает на стуле с более перепуганным видом, чем козлобородый бухгалтер, а потому успокоил всех присутствующих:
— Слава Богу, у генерального менеджера предынфарктное состояние. Кто из вас первым начнет намекать, что мне пора копировать его поведение? Добровольцев нет? В таком случае прошу прощения у бухгалтерии. Ей достанутся жалкие остатки моей крови после визита господина Вепринцева.
Приняв эти слова как руководство к действию, Дюк влетел в мой кабинет с такой скоростью, словно его тренировал великий стайер Педрило.
Доктор искусствоведения нашел свое место в жизни на антикварном поприще и торгует произведениями искусства так лихо, словно основным условием при защите диссертации было всучивание комиссии подделок картин великих художников.