Белый Шанхай

По асфальту растянулся черный след шин, а на мокром газоне с едва пробившейся молодой травой валялась искореженная коляска, обитая розовым шелком.

Полицейский в дождевике врезался в толпу:

— Есть свидетели?

Народ загомонил:

— Никто ничего не успел заметить.

— Их сбил черный автомобиль!

— Уехал и даже не остановился, а няньку с ребеночком — сразу насмерть.

Клим подошел ближе. Ветер бросал в лицо мелкую изморось; отблески витрин в лужах плыли перед глазами. Боковое зрение выхватывало две фигуры на асфальте — большую и маленькую. Клим уже понял, что это такое, но не мог заставить себя посмотреть на них.

4

Записная книжка «Доходы и расходы»

Я чувствую, как у меня внутри все каменеет и застывает хрупкими соляными кристаллами.

Нас с Ниной больше ничего не связывает, кроме непоправимой беды. Зачем нам встречаться? Что обсуждать? Глубину своего горя?

Нина то бьется в истерике, то ищет виноватых и смотрит на меня так, будто я и есть Катин убийца: если бы я не купил ту проклятущую коляску, Нина бы не отправила няню гулять.

— Ты ведь хотел, чтобы моей дочери не было на свете! — заявила она сегодня, а потом упала на диван и зарыдала: — Извини… просто я не могу так жить! Нет цели, нет смысла…

Я сам, разумеется, смыслом ее жизни не являюсь.

5

На похоронах Кати было неожиданно много народу — многим было любопытно взглянуть на оскандалившуюся мисс Купину.

Нина уже ничего не понимала и не воспринимала. В церкви, а потом на кладбище она стояла отдельно от всех — тонкая и хрупкая, с густой черной вуалью поверх бархатной шляпки.

— Оставьте меня в покое, — безжизненно повторяла Нина, если к ней кто-то подходил с соболезнованиями.

После похорон Клим увез ее в Дом Надежды, чтобы ей не пришлось иметь дела с «сочувствующими».

Она вошла вслед за ним в квартиру и села на табурет в кухне.

Перепуганная Ада смотрела на нее во все глаза.

— Ой, а что это у вас на груди? — спросила она, показывая на два небольших пятна, расплывающихся по траурному платью.

Нина перевела на нее затуманенный взгляд.

— Это молоко для моей дочери.

Лучше бы она плакала.

Сгустились сумерки. Ада хотела зажечь свет, но керосин в лампе кончился.

Клим поднялся:

— Я сейчас схожу в лавку.

Ему надо было что-то с собой сделать: он не мог сидеть рядом с Ниной и погибать от отчаяния.

Прихватив зонт, он вышел на улицу. Из буддийского храма на углу доносились низкие поющие голоса, перед воротами гомонили разносчики с переносными кухнями:

— А вот кому свежей каши из миндаля и семян лотоса! Горячий суп из креветок! Лапша! Рисовая лапша!

Сквозь выкрики торговцев Климу почудился плач младенца. Вот и слуховые галлюцинации начались…

— Ароматные чайные яйца! — надрывались разносчики. — Лепешки! Арбузные семечки!

Клим пошел вдоль храмовой ограды и чуть не споткнулся о комок ворочающегося тряпья, лежавшего под фонарем. Сам не зная зачем, Клим сдвинул ветошь кончиком зонта и вздрогнул от неожиданности.

Это была новорожденная китайская девочка с еще не отсохшей пуповиной. Она уже не плакала, а только судорожно дергала посиневшими ручонками.

Клим оглянулся по сторонам — мать, понятное дело, уже сбежала. Проститутки и нищенки часто выкидывали нежеланных детей на улицу — авось кто-нибудь подберет, а если нет — ну и ладно. Сколько младенец промучается? Час, два — и сразу на небо. В Шанхае ежедневно находили до сорока детских трупов — беспризорников и брошенных младенцев.

Клим расстегнул пальто и, как щенка, сунул ребенка за пазуху.

Мистика какая-то — словно добрые китайские боги сжалились над ним и переселили душу Кати в новое тело. Извини, но белой девочки у них не нашлось — это не по их ведомству.

Добежав до Дома Надежды, Клим взлетел на свой этаж и ворвался в квартиру. На кухне уже горел свет: Ада отыскала церковную свечку и прилепила ее на полку с посудой.

Клим схватил с гвоздя Адин передник, положил его на кухонный стол и бережно вынул ребенка из-за пазухи.

Нина в ужасе смотрела на лохматое большеголовое существо с глазами-щелками.

— Где ты это взял?! — ахнула она. — Отнеси ее назад!

— Уже поздно, — тяжело дыша, сказал Клим. — В Китае так: если ты спас чью-то душу, ты обязан заботиться о ней до самой смерти. Ребенка нужно покормить: у тебя груди болят от молока, и тебе самой будет легче…

— Да ты с ума сошел!

— Она умрет!

— Пусть умирает! Ты что, хочешь заменить Катю на… это?!

Ада уперла руки в бока:

— Если вы думаете, что я потерплю в квартире орущего младенца, вы глубоко заблуждаетесь. Ее надо отнести в приют к монахам — они принимают подкидышей.

— Моя будет, — упрямо сказал Клим.

— Как вы будете ее кормить? — закричала Ада. — Вы же работаете целыми днями!

Не сводя с Клима полубезумных глаз, Нина провела ладонью по груди.

— Мне действительно надо что-то делать с молоком.

У нее тряслись руки, но она все-таки принялась расстегивать пуговицы на траурном платье.

Ада взвыла от отвращения:

— Эта девчонка наверняка вшивая!

— Ты сама была вшивой, когда мы сюда приехали! — рявкнул на нее Клим. — Будь любезна, уйди отсюда!