Белый Шанхай

Ада с оскорбленным видом вышла из кухни и так грохнула дверью, что огонек на свечке погас.

Нина всхлипывала в темноте.

— Ты правда хочешь взять этого ребенка? — У нее был такой голос, будто она собиралась покалечить себя, но все еще надеялась на спасение.

— Я не представляю, как мы с тобой будем, если не… — Клим запнулся и не договорил.

В темноте подвинулся табурет, ребенок тихо пискнул и зачмокал губами. Клим с облегчением выдохнул: все-таки Нина согласилась покормить девочку.

Нашарив спички, он вновь зажег свечу. Нина сидела с закрытыми глазами; из-под ее ресниц текли слезы.

— Ну вот, ты тоже о ней позаботилась… — произнес Клим, пытаясь улыбаться.

— Это оскорбительно для памяти моей дочери, — отозвалась Нина. — Ее никто не заменит.

— Я и не хочу замены! Просто нам нужен ребенок — иначе какая-то дыра в сердце…

Нина долго молчала.

— Это я виновата в гибели Кати, — произнесла она наконец. — Я тебе не говорила, но три дня назад, Уайер позвонил мне и посоветовал убраться из Шанхая. Он сказал: «Мне плевать, от кого вы прижили своего младенца. Общество считает, что его папаша — Даниэль Бернар, и я не хочу, чтобы вы позорили мою семью». Я отказалась уезжать, и тогда он велел пенять на себя.

— Ты считаешь, что это Уайер подослал к Кате убийцу? — леденея, спросил Клим.

— Автомобиль нарочно въехал на тротуар и ударил няню с коляской. Если бы в тот день я сама пошла гулять с Катей, меня бы тоже не было в живых.

Нина застегнула платье и, перехватив поудобнее девочку, поднялась.

— Пусть ребенок пока останется у меня, а то я не знаю, как быть с молоком.

Клим медленно кивнул. Он все никак не мог осознать услышанное.

6

Клим нанял таксомотор и поехал провожать Нину. В каждом встречном водителе ему мерещился подосланный убийца.

— Будь предельно осторожна, — повторял Клим. — Никому не отпирай дверь, закрой ставни… А что, если нам действительно уехать из Шанхая?

— На что мы будем жить? — отозвалась Нина. — Ты можешь работать только в крупной газете или новостном агентстве, так что нам подходят либо Пекин, либо Гонконг. Но ведь туда еще доехать надо, а у нас нет денег.

Положение и вправду было безвыходным: Клим жил от получки до получки, а все сбережения Нины конфисковала полиция.

Добравшись до Нининого дома, они обрядили китайскую девочку в оставшиеся от Кати вещи. Странно и дико было видеть ее лежащей в кроватке, где недавно спал совсем другой ребенок.

Нина снова расплакалась, и Клим поспешно вывел ее из детской.

— Мы не сломаемся и не сдадимся! — прошептал он, обняв Нину за плечи. — Ведь жизнь не кончилась, правда?

Клим боялся, что Нина скажет, что никакого «мы» нет и не может быть, но она промолчала, и, немного взбодрившись, он принялся расписывать, что им надо сделать, чтобы пережить несчастье. Это было сродни заклинаниям, проговариваемым вслух: «Все будет хорошо… все встанет на свои места…»

Нина посмотрела на него измученным взглядом.

— Тебе без разницы — что один ребенок, что другой, но зачем мне это высказывать? Особенно сейчас?

Клим опешил:

— Я пытаюсь тебе помочь!

— Вот именно. — Нина высвободилась из его рук. — Это не твое горе… Ты не со мной, а там же, где и все остальные — сбоку припека. Ты бы никогда не подсунул мне китайскую девчонку, если бы считал Катю своей дочерью. Ты смотрел на нее как на мою игрушку: ведь и правда, какая разница, с какой куклой возиться? Одна сломалась — найдем другую.

— Да будь же справедлива! — начал Клим. — Я люблю тебя…

— Черта с два! — гневно перебила его Нина. — Ты не принимаешь меня — точно так же, как ты не принимал Катю. Я для тебя всего лишь самка, которую жалко отдать другому!

У Клима все оборвалось внутри.

— А я для тебя кто? Временно исполняющий обязанности Даниэля Бернара? Если бы он не бросил тебя, ты бы меня и на порог не пустила!

Скандал получился отвратительный, безумный и бессмысленный. Они орали друг на друга, уже никого и ничего не стесняясь.

— Ты хочешь, чтобы я любил тебя не как самку, а как жену? — усмехался Клим. — Извини, дорогая моя, но для этого тебя надо хоть немного уважать.

Нина не оставалась в долгу:

— На тебя как проклятие наложили: к чему ты ни прикоснешься, все превращается в какую-то дрянь. Жена у тебя становится шлюхой, ребенок — бастардом… Ты даже свою Аду не смог сделать счастливой!

— Можешь не беспокоиться, к тебе я не буду прикасаться!

Все было выплеснуто наружу: они лупили по самому больному — так, что живого места не оставалось.

Клим решительно направляясь в детскую:

— Если тебе не нужен ребенок, я его заберу. Живи, как знаешь.

Нина встала у него на пути:

— Убирайся отсюда и не смей возвращаться!

Клим вышел на улицу и долго смотрел на светящиеся окна Нининого дома. В душе царил темный хаос: вместо того, чтобы утешать друг друга, они наговорили такого, что уже никогда не простится.

Нина была права: Клим давно разучился смотреть на нее любящими глазами. Она ждала душевного тепла, а он был не в состоянии его дать; она негодовала, а он еще больше замыкался.