Белый раб

Рабы здесь были просто машинами для добывания хлопка. К ним относились, как к бессловесному скоту, не лучше, чем к волам или лошадям, а часто - много хуже. С ними обращались с чудовищной жестокостью. В этих страшных южных районах не было и следа тех несколько более мягких чувств, которые иногда проявляются в Виргинии, в Кентукки или Тенесси, где не заметно такого стремления поставить рабов совсем за пределы человеческого общества: там в них видят все же существ, способных испытывать какие-то чувства, поддаваться воспитанию, воспринимать хоть какие-то зачатки знаний…

Тем, кто сомневается, что условия рабства неслыханно ухудшились со времен Вашингтона и Джефферсона, следует посетить южные плантации на берегах Миссисипи…

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

В первые же минуты после моего приезда в Виксбург я был потрясен ужасным зрелищем, представившимся моим глазам.

Пятеро каких-то несчастных были только что вздернуты на построенной наспех виселице и судорожно подергивались в предсмертных муках. Отряд солдат в полном вооружении окружал место казни. Оркестр, составленный из негров, специально для этого согнанных на площадь, исполнял веселый мотив "Янки Дудль". Толпа, состоявшая из людей всех возрастов и цветов, находилась в страшном возбуждении. Какая-то женщина с двумя маленькими детьми, жестикулируя в страшном волнении, умоляла о чем-то человека, который, по всей видимости, руководил этой трагической церемонией. Я принял его за верховного шерифа округа, хотя он и не был одет в полагавшуюся шерифу одежду.

Заняв комнату в гостинице, я, к своему крайнему изумлению, узнал, что казнь, при которой я только что присутствовал, была произведена без всякого предварительного суда. Этих людей повесили "любители", другими словами - комитет, составленный из нескольких городских жителей под председательством кассира земельного банка. Это и был тот самый джентльмен, которого я несколько минут назад принял за верховного шерифа округа.

Но больше всего меня в этой казни поразило то, что все пять повешенных были белые. Будь они негры или какие-либо другие "цветные", такой взрыв бешенства, который я наблюдал в толпе, не вызвал бы у меня особого удивления после всего, что я видел во время моей поездки по Америке.

Расспросив о причинах и непосредственном поводе для этой дикой расправы, я узнал, что повешенные были профессиональными игроками и авантюристами, которые долго, как меня уверяли, наносили городу большой вред. Возмущенные их поведением, жители города решили изгнать их, но вся эта компания отказалась выехать; толпа разрушила дом, где они жили, и уничтожила все их "орудия". Игроки попытались защищаться, и во время столкновения выстрелом был убит один из уважаемых граждан, пытавшийся ворваться в дом.

И тогда толпа, не задумываясь, захватила всю компанию, за исключением двух или трех человек, которым удалось скрыться. Бешенство нападавших было этим бегством доведено до предела. Вид убитого, воспоминания о недавнем проигрыше, обильные возлияния, опасения быть убитыми на дуэли или даже просто без вызова кем-нибудь из этих игроков, некоторые из которых слыли людьми решительными и смелыми, - все это вместе взятое воздействовало на толпу и отвлекло ее от намерения подвергнуть это дело судебному разбирательству, исход которого трудно было предусмотреть, - ведь при законном судебном расследовании лица, насильственно вломившиеся в дом, хотя бы и с целью уничтожить там игорные столы, также могли быть подвергнуты наказанию. Все эти соображения заставили почтенных граждан прибегнуть к более простому и быстрому способу расправы с виновными, а именно - вывести их за ворота города и там немедленно повесить.

Несложные способы расправы, применяемые к рабам, когда подозрение равноценно доказательству, а сила заменяет право, быстро приучают народ считать чересчур утомительной и скучной медленную процедуру обычного уголовного суда. Это и положило начало с каждым днем усиливающемуся в южных штатах стремлению вместо обычного суда прибегать в отношении негров, а заодно уж и белых - к суду Линча. Да это и вполне естественно: люди, полагающие дозволенным самое жестокое насилие и беззастенчивую эксплоатацию себе подобных, теряют способность, даже и во взаимоотношениях с теми, кого они считают "равными" себе, уважать закон и хоть в какой-то мере подчинять ему свои страсти.

Не успел я еще в самых общих чертах ознакомиться с этой историей, как главные действующие лица, испытывая, повидимому, потребность при помощи новых возлияний подкрепить чувство своего достоинства и уверенность в себе, ввалились в общий зал гостиницы, в которой я остановился. Вслед за ними появилась женщина с двумя крошками, которую я видел раньше у места казни и о которой мне говорили, что это жена одного из замученных.

Она молила этих беснующихся о великой милости - дать ей разрешение взять тело мужа и предать его погребению.