Ей было отказано в этом разрешении под угрозой, что повешению подвергнется всякий, кто до истечения суток попытается снять с виселицы тело кого-нибудь из казненных. По словам этих добровольных палачей, такая выставка повешенных напоказ была необходима в назидание другим.
Так чудовищно было озверение, царившее кругом, что несчастная женщина, спасая собственную жизнь, бросилась бежать к реке и, вскочив в первую попавшуюся лодку, предоставила течению нести ее куда угодно, считая такое путешествие менее опасным, чем дальнейшее пребывание среди этих одержимых.
Когда шум несколько улегся, я достал данное мне мистером Кольтером рекомендательное письмо и, протянув его буфетчику, спросил, знакомо ли ему имя адресата.
Едва взглянув на конверт, буфетчик побледнел, и лицо его выразило смертельный ужас.
- Вы знакомы с этим человеком? - воскликнул он в волнении.
- Нет, - ответил я. - В этот город я попал впервые. Письмо это мне дал джентльмен, с которым я познакомился в Августе.
- Слава тебе господи! - с дрожью в голосе произнес буфетчик. - И помните: никому об этом ни слова!… Это письмо адресовано одному из тех, кого вы видели болтающимися на виселице при въезде в город. Этот несчастный, правда, был содержателем рулетки, и бог его знает, вполне ли он был честен. Но человек он был добрый и, во всяком случае, порядочнее тех, кто накинул ему на шею петлю. Сохрани вас бог даже имя его произнести: вас схватят, обвинят в том, что вы состояли в его шайке, и повесят без всякой жалости.
Благословляя судьбу за то, что мне удалось избегнуть такой страшной опасности, я все же рискнул спросить буфетчика, не знает ли он в окрестностях плантатора по имени Томас.
Он ответил, что плантатор с таким именем, приметы которого вполне совпадали с теми, которые мне перечислял Кольтер, когда-то, действительно, проживал в нескольких милях от города, но вот уже года два-три, как он переехал миль за пятьдесят дальше вверх по реке Бич-Блок, в графство Медисон.
Любезный буфетчик постарался на следующий день достать для меня лошадь, и я двинулся в путь по направлению к Медисону, мимо виселицы, на которой все еще качались пять неубранных трупов.
Проезжая вдоль реки Бич-Блэк, я убедился, что жажда убийства и казней, подобно эпидемии, охватила весь штат Миссисипи. Только повод для этого волнения был иной.
В графствах Хиндс и Медисон носились слухи о каком-то заговоре и якобы готовящемся восстании рабов, и страх перед этим предполагаемым восстанием создал атмосферу подлинного безумия.
Был организован комитет бдительности и сформированы самочинные трибуналы. Вешали всех, белых и чернокожих, кто попадался под руку.
Рассчитав, что до наступления ночи мне вряд ли удастся добраться до места моего назначения, я попросил у одного плантатора приюта на ночь. Это был, как я узнал, мистер Гуппер, человек, всеми уважаемый и не пожелавший поддаться царившему кругом безумию, не веривший нелепым слухам о мятежах и заговорах и предпочитавший поэтому спокойно сидеть у себя дома, вместо того чтобы играть главную роль при расследовании предполагаемого заговора.
Он объяснил мне, что считает ходившие кругом слухи ни на чем не основанными и просто продуктом разгоряченного воображения. По его словам, наплыв в эти южные районы значительной массы белых, потомков разорившихся плантаторов, в большинстве своем не имевших никаких средств к существованию, а главное, неспособных добыть эти средства честным трудом, являлся основной причиной вредного брожения, распространившегося так широко вокруг.
Мы мирно беседовали на эту тему, сидя за чайным столом, когда заметили группу всадников, приближавшихся к дому. Это были белые самого сомнительного вида.
Соскочив с лошади, один из них предъявил хозяину какой-то помятый и грязный листок бумаги.
Пробежав первые строки, мой хозяин нахмурился. Это была повестка комитета бдительности. Мистеру Гупперу приказывали явиться в комитет и доставить туда приезжего, которому он счел возможным оказать гостеприимство.
Мой хозяин осведомился, чего, собственно, желает от него комитет бдительности.
Ему сообщили, что его отказ принять участие в мерах, направленных к защите общественного спокойствия, представлялся комитету подозрительным и, кроме того, показания некоторых арестованных давали основание считать возможным его участие в заговоре.
На это мой хозяин спокойно ответил, что готов за свое поведение ответить перед любым законным органом власти, но что комитет бдительности он таким органом не признает.
- Что же касается джентльмена, присутствующего здесь, -добавил он, указывая на меня, - то, принимая во внимание, что я занимаю должность мирового судьи, я немедленно подпишу приказ об его аресте, если вы предъявите мне какие-либо доказательства совершенного им преступления. Но без предъявления формального обвинения и без законного приказа об аресте я не допущу, чтобы он был потревожен в моем доме.