Белый раб

"Этот текст, заявил он, никакого отношения к делу не имеет. Он, Гудж, имел серьезную беседу по этому вопросу с почтенным пастором Софтуордсом. И вот что сказал сей глубокоуважаемый пастырь: рабы не имеют права заключать браков, поэтому среди них не может быть ни вдов, ни сирот. Дети их не рождены в законном браке. У них нет законных отцов. Они ничьи дети - как в его, Гуджа, присутствии возвестил с высоты своего судейского кресла ученый судья Хеллетт. Что же касается благочестивых негров - чушь, пустая болтовня! Никогда он не верил таким глупостям. Он, Гудж, принадлежит к секте, насчитывающей в этих краях большое число членов. Это секта "баптистов антимиссионистов"; она не считает доказанным, чтобы господь дорожил обращением язычников. Она считает, что негры ни на что, кроме пребывания в рабстве, не пригодны. Достигнуть вечного блаженства и попасть в рай могут только члены братства, к которому принадлежит мистер Гудж, и это только в награду за их веру и независимо от их поступков. Да, вот как! А все фокусы, которые эта девка выкидывала по поводу возможной разлуки с сыном, - выеденного яйца они не стоят! - провозгласил Гудж. Она ведь в таком возрасте, что может произвести на свет хоть дюжину подобных ребят.

"Дело кончилось тем, что, возмущенный грубостью и самоуверенной наглостью мистера Гуджа, я дал волю своему горячему темпераменту, которым в те годы еще не умел владеть, и также пришел в ярость. Произошла грубая ссора, которая закончилась тем, что я тут же на месте избил моего компаньона тростью, после чего наши деловые отношения были порваны.

"Да… Для такой работы у меня характер был чересчур мягкий… С мужчинами - куда ни шло - я еще кое-как справлялся. Но женщины - все равно, старые или молодые - устраивали такие сцены, когда заходила речь о разлуке с матерью, с дочерью, с детьми или с мужем, что, имея в душе хоть искорку человеколюбия, просто нельзя было выдержать. Такая работа положительно была не по мне.

"Нужно было придумать что-нибудь другое, а это было не просто. Таких дел, которыми, не роняя своего достоинства, может заняться на Юге природный джентльмен, очень немного. Я обладал хорошими манерами, умел спеть модную песенку, рассказать забавную историю… Все это обеспечивало мне ласковый прием всюду, где бы я ни появлялся. И так как я никогда не пил, умел играть в карты и в кости, неплохо действовал кием, вообще был знаком чуть ли не со всеми играми, мне нередко удавалось выиграть кое-какие деньги, и в конце концов, за неимением лучшего, это стало моей профессией и единственным способом заработка".

- Неужели, - спросил я, движимый желанием хоть чуточку отомстить за язвительные замечания, которыми мой собеседник несколько раз задевал меня, - неужели это именно одна из тех профессий, которыми может, "не роняя своего достоинства", заниматься на Юге "природный джентльмен"?

- Разумеется! - не смущаясь, ответил он. - Никто ведь не станет отрицать, что игра - благородное дело. Большинство джентльменов на Юге играют. Случается, правда, время от времени, что какое-нибудь законодательное собрание, поддавшись приступу добродетели или… снедаемое угрызениями совести, издает законы, вносящие в это дело какие-то ограничения. Но никто с такими законами не считается. Разве что какой-нибудь ощипанный цыпленок, жаждущий возмездия, начнет взывать к закону, всеми забытому. Быть игроком не лучше, но и не хуже, чем быть рабовладельцем. А между тем, в силу каких-то нелепых предрассудков, нас, как и работорговцев, не считают полноценными джентльменами, хоть мы и вращаемся постоянно в их кругу. Одна надежда, что выиграешь достаточно денег, чтобы приобрести собственную плантацию, или, как говорится, "начать новую жизнь".

- Дело, вероятно, в том, - заметил я, - что вы, по слухам, в игре не всегда довольствуетесь шансами, которые предоставляет вам судьба?