Белый олеандр

— Нет. — Она засмеялась и кинула в меня салфеткой. — Из прошлого!

Я пыталась вспомнить, но это было все равно что искать монеты в песке. Я рыла, царапалась о ржавые консервные банки и битые пивные бутылки и наконец нашла старую монетку. Смахнула песок, разглядела год и страну выпуска.

— Мы жили в Амстердаме, в высоком узком доме на канале. Я вечно боялась упасть с крутой винтовой лестницы.

Темно-зеленая вода канала и рийстафель. Водяные крысы размером с опоссума. Жирный дух гашиша в кофейнях. Мать под вечным кайфом.

— Помню солнечный день, мы ели сырые гамбургеры с луком на углу у кафе, и мама запела ковбойскую балладу.

Единственный на моей памяти день, когда в Амстердаме светило солнце.

Клэр засмеялась, точно зазвонили колокольчики, подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и посмотрела так, что захотелось спрятать этот взгляд в бутылку и убрать ее на хранение, как дорогое вино.

— Мы сидели лицом к каналу, и она сказала: «Астрид, смотри!» — и помахала людям на застекленном экскурсионном катере. Они помахали в ответ. Решили, что мы местные и приветствуем их в родном городе. Это был мой лучший день.

Солнце, серебристые чайки и машущие пассажиры, которые думали, что мы оттуда, что там наш дом.

На другом конце дивана Клэр вздохнула, выпрямила ноги и ностальгически улыбнулась. Она видела в этом эпизоде лишь детскую забаву, не представляла, какой я тогда была, — худой одинокой девочкой, которую согрела чья-то ошибочная мысль, что у меня есть дом.

— Где ты только не побывала!

В день приезда Рона Клэр выбросила картонки из-под ресторанной еды, прибралась на кухне и трижды загрузила стиральную машину. В доме пахло едой, а Эммилу Харрис пела про бандитов в Мексике. Клэр накрасила губы и облачилась в клетчатый красно-белый фартук и резиновые перчатки.

— Хочу приготовить паэлью. Как думаешь? — спросила она, срезая мясо с еще горячего цыпленка.

Я нервничала. Меня устраивала наша жизнь, уже сложился какой-то порядок, а теперь все рушится из-за незнакомого персонажа, который может все испортить. Мне заранее не нравился ее муж, а я ведь его даже не видела. Однако я пропылесосила гостиную и помогла ей застелить их кровать свежим постельным бельем с красными и белыми падающими розами.

— Красный и белый — цвета брака, — пояснила Клэр.

Она открыла стеклянные двери в бушующий под апрельским солнцем сад. Руки, расправляющие белое покрывало, на мгновение застыли. Я знала, что она хочет оказаться в этой постели с ним, заняться любовью. Втайне я надеялась, что он опоздает на самолет или по дороге из аэропорта попадет в аварию. Ее трепетное ожидание меня пугало. Она напоминала розы «Пристин» в собственном саду, белые с легким румянцем по краям. Стоило сорвать, как все лепестки осыпались.

Я не могла взять в толк, зачем ему приспичило возвращаться теперь, когда все так хорошо складывается. Никогда прежде я не получала столько внимания и, разумеется, не хотела делить его с каким-то там мужем, очередным Эдом на диване. Дядя Рэй и тот был бы лишним.

Около шести к дому подъехал маленький серебристый «Альфа-Ромео». Рон вышел, вскинул на плечо сумку, достал еще одну, спортивную, и алюминиевый кейс. Седые волосы поблескивали в уходящем солнце. Я неловко стояла на крыльце. Клэр подбежала к нему, они поцеловались, и я отвернулась. Разве она не знает, как запросто все может пойти наперекосяк? Разве не боится?

Ужинали на террасе. Горели лампочки, похожие на перец чили. В доме пела Эммилу, красавица родео. Звенели комары. Клэр зажгла цитронелловые свечи, а Рон рассказывал о съемках в Галифаксе, сюжет про бар с привидением. Он был продюсером передачи про необычные и мистические случаи. В прошлом году призрак чуть не придушил посетителя в туалете.

— Три часа уговаривали этого мужика туда войти. Насилу уломали! Целая съемочная группа рядом, а он — ни в какую! Думал, оно снова на него кинется.

— И что бы ты сделал? — поинтересовалась Клэр.

Рон вытянул ноги на стоящую впереди скамейку, сцепил руки за головой:

— Натравил бы на него чувака из рекламы средства для унитаза!

— Очень смешно. — Она с сомнением улыбнулась, отчего лицо приобрело форму сердечка, точь-в-точь как у коробки шоколадных конфет.

— Или попробовал бы удалить «Ванишем»…

Они перешучивались, а я гадала, что такого Клэр в нем нашла. Привлекательный, но не красавец. Среднего роста, мелкие черты, чисто выбрит, стальные волосы зачесаны назад. Очки без оправы, слишком румяные для мужчины щеки, карие глаза, гладкие руки с аккуратно подстриженными ногтями, гладкое обручальное кольцо. Все в Роне было гладким, спокойным и приглушенным. Он рассказывал историю и не беспокоился, понравится она или нет, не ждал аплодисментов, как Барри, не подавлял собеседника. Кажется, вообще ни в чем не нуждался.

Клэр взяла его тарелку, соскребла остатки пищи в свою, поставила ее снизу, потянулась за моей.

— Смотри, как бы ты сам не удалился! — Реплика была веселой, но несколько запоздалой.

— Пропаду, как в битумных озерах Ла-Брея, — отозвался он.