– Ладно, возвращаемся к Панде. Что он сделал? Ничегошеньки! Всего-навсего начал мятеж – заметь, преждевременно, раньше назначенной даты, – а это в военном деле, извиняюсь за мой французский, настоящая задница. Там стратегия нужна, а не хреновы порывы. Он стал причиной лишних жертв – и среди англичан, и среди индусов.
– Прости, но я не думаю, что дело обстояло именно так.
– Что ж, тогда ты ошибаешься.
– Прости, но я думаю, что я прав.
– Смотри, Самад, ситуация такая… – Арчи взял стопку грязных тарелок, которые Микки еще не успел отнести в мойку. – Это все люди, которые писали о Мангале Панде за последние сто с хвостиком лет. Это те из них, которые считают так же, как я. – Он поставил десять тарелок рядом с собой, одну протянул Самаду. – А это единственный псих, который на твоей стороне.
– А.С. Мисра. Не псих, а уважаемый индийский чиновник.
– Допустим. Но у тебя уйдет как минимум еще сто с хвостиком лет, чтобы набрать столько же тарелок, столько сейчас у меня, даже если ты сам их будешь лепить, но если ты их и наберешь, вряд ли найдется хоть один придурок, который согласится с них есть. Образно говоря. Понимаешь, о чем я?
Значит, оставался только А.С. Мисра. Весной 1981-го из своего Кэмбриджского колледжа Самаду написал один из его племянников, Раджну, и между прочим сообщил, что обнаружил книгу, которая может дядю заинтересовать. Автор, говорил он, с жаром защищает их общего предка, некоего Мангала Панде. Единственный уцелевший экземпляр книги хранится в библиотеке его колледжа, автора зовут Мисра. Доводилось ли ему о ней слышать? Если нет, то не может ли данное обстоятельство (осторожно осведомился Раджну в постскриптуме) послужить приятной оказией для их встречи?
Уже на следующий день Самад стоял на платформе и под проливным дождем тепло здоровался со своим тихим и воспитанным племянником; Самад несколько раз пожал ему руку, приговаривая, что этот обычай, должно быть, уже вышел из моды.
– Великий день, – твердил Самад до тех пор, пока они не вымокли до нитки. – Великий день для нашей семьи, Раджну, великий день
В библиотеку мокрыми их бы не пустили, и пришлось все утро обсыхать в душном кафе наверху, где правильные дамы вкушали правильный чай. Раджну, который всегда был хорошим слушателем, терпеливо внимал тарахтевшему без умолку Самаду – «Ах, какое
– Ведь это великая книга, правда, Раджну? – умоляюще спрашивал Самад, пока племянник отсчитывал щедрые чаевые официанткам, которые с кислыми лицами смотрели на шумных индусов, три часа просидевших за единственной чашкой чая со сливками и оставивших после себя мокрые пятна на мебели. – Она очень известная, да?
В глубине души Раджну знал, что книга эта – не более чем дурной, никчемный, всеми забытый образчик научных умствований, но он любил своего дядю и потому улыбался, кивал и снова расплывался в улыбке.
В библиотеке Самада попросили заполнить страничку посетителя, и он написал:
Последняя строчка очень позабавила Раджну, и он, взяв ручку, приписал: «и трагедия».
– Истина и трагедия. – Библиотекарь с каменным лицом повертел книгу в руках. – Ищете что-то конкретное?
– Не беспокойтесь, – мягко сказал Самад. – Мы сами справимся.
За книгой пришлось лезть по лестнице, но она того стоила. Когда Раджну протянул ее Самаду, у того стало покалывать в пальцах, а взглянув на обложку, формат и цвет книги, Самад понял, что именно о такой всю жизнь и мечтал. Это был тяжелый пухлый том в коричневом кожаном переплете, покрытый тонким слоем пыли, как очень ценная, оберегаемая от прикосновений вещь.
– Я заложил закладку. Там много интересного, но, думаю, кое-что вы захотите прочесть в первую очередь, – кладя книгу на столик, сказал Раджну. Толща страниц тяжело откинулась на столешницу, и Самад увидел отмеченную страницу. Он и помыслить о таком не мог!
– Это всего лишь плод воображения художника, однако сходство между…
– Молчи, не надо ничего говорить. – Самад водил рукой по портрету. – Это
– Ты вообще на него поразительно похож, дядя.
– Там еще внизу что-то написано. Черт! Я забыл очки… слишком мелко, прочти мне вслух, Раджну.