Белые зубы

– Не знаю… – Микки маялся над своими сковородками; в нелегком деле раздумья ему на помощь всегда поднималось по тревоге тело. – Я уважаю тебя и все такое, вы с моим отцом были друганами, но – никаких обид, ладно? – ты слишком прочно тут засел, Самад, дружище, и кое-кому из посетителей помоложе может не…

– Это они-то помоложе? – Самад махнул рукой в сторону Кларенса и Дензеля.

– В каком-то смысле… Но я о том, что клиент всегда прав.

Самад был задет до глубины души.

– Я тоже клиент. Это я клиент. Вот уже пятнадцать лет я хожу в твое заведение, Микки. По всем меркам срок немалый.

– Да, но мнение большинства – закон! Я почти всегда с тобой, так сказать, считаюсь. Парни тебя «профессором» прозвали – и, по правде, за дело. Я тебе внимаю шесть дней из семи. Только знаешь что: пусть ты капитан, но если команда подняла мятеж, ты в глубокой жопе, понял?

И Микки печально сопроводил сию мудрость показательным побоищем на раскаленной сковородке: двенадцать грибов оттеснили один к краю и скинули его на пол.

Едва Самад услышал гогот Дензела и Кларенса, к горлу хлынула ярость, и он не успел ее сдержать.

– Дай сюда! – Он ринулся за стойку, к плите, где грустно и криво висел портрет Мангала Панде. – Не стоило и просить… какой позор, какое неуважение к памяти Мангала Панде – принести его в этот бежбожный, порочный дом!

– Ты чего?

– Дай его сюда!

– Погоди, постой минутку…

Микки и Арчи кинулись ему помешать, но Самад, вне себя от боли и унижений последних десяти лет, попытался преодолеть внушительное присутствие хозяина бара. После недолгой борьбы взмокшее тело Самада обмякло, и он сдался.

– Погоди, Самад. – Микки так участливо тронул его за плечи, что Самад чуть было не разрыдался. – Не думал, что для тебя это так чертовски важно. Давай все по новой. Повесим его на неделю, а там посмотрим, как дело пойдет, ага?

– Спасибо, друг. – Самад вытащил из кармана платок и вытер лоб. – Я это запомню.

В знак примирения Микки похлопал его между лопаток.

– Черт побери, за эти годы я столько о нем наслушался. Пусть уж повисит здесь, на этой чертовой стене. Мне без разницы. Ком си ком са, как говорят лягушатники. То есть черт-те что. А за добавочную порцию индейки платить придется звонкой монетой, дорогой ты мой Арчибальд. Золотое время обеденных талонов кончилось. Ах, дорогуша, ну и попусту же ты воду мутил…

Самад заглянул в глаза своего прадеда. Не впервые он и Панде переживали это сражение, сражение за репутацию последнего. Им обоим было слишком хорошо известно, что во мнении относительно Мангала Панде современники разделились на два лагеря:

Непризнанный герой

Самад Игбал

А.С. Мисра

Человек, который попусту мутил воду

Микки

Маджид и Миллат

Алсана

Арчи

Айри

Кларенс и Дензел

Английская историография с 1857 года до наших дней

Снова и снова Самад убеждал Арчи пересмотреть свою точку зрения. Год за годом они сидели у О’Коннелла и вели один и тот же спор, изредка с уточняющими фактами, по крупицам неустанно собираемыми Самадом, – но с тех самых пор, как году в 1953 Арчи узнал «правду» о Панде, он стоял на своем. Единственная заслуга, которую он со скрипом за ним признавал, – пополнение лексики английского языка словом «пандеец», означавшим, как мог узнать из «Оксфордского словаря» любознательный читатель, следующее:

Панде́ец, сущ., разг. (устар.). Сер. XIX в. (Вероятно, производное от фамилии первого повстанца среди привилегированных сипаев в бенгальской армии) 1. сипай, любой участник восстания сипаев в Индии, 1857–1859 гг.; 2. мятежник, изменник; 3. человек, проявивший бестолковость или трусость в военных условиях.

– Ясно как божий день. – И Арчи торжествующе захлопывал том. – Я и без словаря это знал – да и ты тоже. Просторечие, и только. Мы в армии тоже ого-го как загибали, помнишь? Ты хотел мне лапшу на уши повесить, но правда всегда выходит наружу. Ясно теперь, что Панде за фрукт. На твоем месте я бы не афишировал своих родственничков и не жужжал о них всем подряд двадцать четыре часа в сутки.

– Арчибальд, понятие существует, но это не значит, что в нем в полной мере отражена личность Мангала Панде. С первым значением мы соглашаемся: мой прадед – мятежник, и я говорю об этом с гордостью. Я готов признать, что события развивались не совсем так, как было задумано. Но что он изменник? Трус? Твой словарь устарел, теперь эти значения не употребительны. Панде – не трус и не изменник.

– Ага, раз уж мы об этом заговорили, скажу тебе, что я думаю: не бывает дыма без огня, – говорил Арчи, вдохновляясь собственной мудростью. – Понимаешь, о чем я?

Это был излюбленный аналитический инструмент Арчи, которым он пользовался, когда узнавал новости, исторические факты и хотел отделить достоверную информацию от небылиц. Не бывает дыма без огня. Он так наивно и свято верил в свою формулу, что Самаду не хватало духу его разубеждать. К чему сообщать пожилому мужчине, что дым без огня бывает, как бывают глубокие раны без крови.