Белые зубы

– Мы раздвоенные люди. Например, одна моя половина хочет спокойно сидеть, скрестив ноги, и не вмешиваться в то, что я не в силах изменить. Но другая половина рвется в священный бой, джихад! И мы могли бы поговорить об этом прямо здесь, посреди улицы, но, знаешь, у каждого из нас свое прошлое, своя правда – и выход тоже свой. Поэтому я понятия не имею, что ты хочешь от меня услышать. «Истина и твердость» – лишь один из возможных ответов, и далеко не все с ним согласятся. Лично я уповаю на самый конец. Пророк Мухаммед – мир ему! – говорит, что в день воскрешения мертвые будут как громом поражены. Оглохнут и онемеют. Забудут пустые разговоры. Познают немоту. Какое это будет облегчение! А теперь прошу нас извинить.

И Самад, взяв Поппи за руку, решительно устремился вперед. Безумная Мэри на мгновение замерла, как громом пораженная, а потом бросилась к церкви поливать слюной прихожан.

Поппи вытерла со щеки испуганную слезинку и, вздохнув, произнесла:

– Какое самобладание! Потрясающе!

Но Самад был увлечен видением: его прадед Мангал Панде поднимает мушкет, чтобы отстоять традиции.

– Это семейное, – сказал Самад.

Позже Самад и Поппи, оставив позади Харльсдем, прошлись по Доллис-Хилл, а когда оказались в опасной близости от Уиллздена, Самад, дождавшись заката, купил коробку липких индийских сладостей и свернул в парк Раундвуд – полюбоваться последними цветами. Он болтал без умолку, стремясь сублимировать физическое желание, но ничто не разжигает его так, как болтовня. Он рассказывал Поппи о Дели 1942 года, о Сент-Албансе[48] 1972-го. Она жаловалась, что любовники ей вечно попадаются не те, а Самад, не смевший не то что покритиковать Алсану, но даже упомянуть о ней, сосредоточился на детях: Миллат, негодник, любит крепкое словцо и смотрит по телевизору какие-то дикие передачи, а Маджид мало бывает на солнце. Что делает с его детьми эта страна, хотел бы он знать, какими они станут?

– Ты мне нравишься, – сказала она наконец. – Очень. Ты такой смешной. Ты знаешь, что ты смешной?

Улыбнувшись, он покачал головой.

– Не подозревал, что я знатный комик.

– Да-да, ты правда смешной. Помнишь, что ты сказал про верблюдов? – Она залилась заразительным смехом.

– Что?

– Про верблюдов, когда мы гуляли.

– А, что «мужчины похожи на верблюдов: лишь одному из сотни можно доверить жизнь».

– Точно!

– Это не шутка, а цитата из сборника Бухари, книга восьмая, страница сто тридцатая, – сказал Самад. – Между прочим, верно подмечено. Думаю, это истинная правда.

– Все равно смешно!

Она прижалась к нему и поцеловала в ухо.

– Я серьезно, ты мне нравишься.

– Я гожусь тебе в отцы. Я женат. Я мусульманин.

– Что ж, значит, наши выходные данные нам не соответствуют. И чего?

– Что еще за «и чего»? Разве можно так сказать? Похоже, грамматику в наши дни помнят одни только иммигранты.

Поппи хихикнула.

– Так как же?

Но Самад закрыл ее рот ладонью и какое-то мгновение смотрел на нее, словно хотел ударить.

– А так? Никак. Ничего смешного в данной ситуации нет. Ничего хорошего тоже. Но я не собираюсь обсуждать с тобой, что в нашем случае хорошо, а что плохо. Давай перейдем к тому, из-за чего мы здесь, – резко сказал он. – От метафизического к сугубо физическому.

Поппи отодвинулась на край скамейки и замерла, уткнувшись локтями в колени.

– Знаю, – медленно произнесла она, – что в этом все дело. Но не нужно говорить со мной в таком тоне.

– Прости меня. Я был не прав…

– Из-за того, что тебя мучает совесть, у меня такое чувство, что…

– Да, прости. Я не…

– Ты можешь уйти, если ты…

Обрывки фраз. Сложить их – выйдет меньше того, с чего начали.

– Я не хочу уходить. Я хочу тебя.

Немного воспрянув духом, Поппи улыбнулась печальной и глуповатой улыбкой.

– Я хочу провести ночь… с тобой.

– Это хорошо, – отозвалась она. – Потому что пока ты покупал сладости, я зашла в соседний магазин и кое-что для тебя купила.

– Что же это?

Она полезла в сумку, и за ту коротенькую минуту, что она рылась в помадах, ключах от машины и рассыпавшейся мелочи, случились две вещи.

1.1 Самад закрыл глаза и услышал: «Для чистого все чисто», а следом сразу же – «Точнее не скажешь».

1.2 Самад открыл глаза и отчетливо увидел возле эстрады двух своих сыновей – те грызли белыми зубами восковые яблоки, махали ему и улыбались.

И тут торжествующая Поппи подняла голову и протянула ему кусок красного пластика.

– Зубная щетка, – сказала она.

Глава 8. Митоз