Белые зубы

– Прос-тест? А кто такие просы, и почему вы их тестируете? Это слово ты слышала от мамы?

Айри, казалось, была готова прибегнуть к силе голосовых связок, но Маджид жестом приказал ей закрыть рот на замок и, забрав листок обратно, зачеркнул в нем первую «с».

– А, понятно. Протест.

Маджид и Айри лихорадочно закивали.

– Потрясающе. А сценарий придумали ваши мамочки, верно? Костюмы эти, блокноты…

Молчание.

– Прямо как политзаключенные… ничего не вытянешь. Хорошо, а можно тогда спросить, в защиту чего у вас протест?

Дети разом ткнули пальцами в свои нарукавные повязки.

– Вы протестуете в защиту прав овощей?

Айри, боясь не удержаться, зажала себе рот, а Маджид стал что-то стремительно писать в блокноте. «МЫ ПРОТЕСТУЕМ В ЗАЩИТУ ПРАЗДНИКА УРОЖАЯ».

Самада взяла злость.

– Я уже сказал. Я не хочу, чтобы вы тратили время на эту чепуху. К нам это не имеет никакого отношения, Маджид. Почему ты вечно выдаешь себя за кого-то другого?

Повисло полное взаимного раздражения молчание: каждый знал, о каком малоприятном происшествии идет речь. Несколько месяцев назад, в день девятилетия Маджида, на пороге их дома появились очаровательные белокожие мальчики с вышколенными манерами и попросили позвать Марка Смита.

– Марка? Здесь нет никакого Марка, – наклонившись к детям, с мягкой улыбкой сказала Алсана. – Здесь живут Икбалы. Вы ошиблись адресом.

Но не успела она договорить, как на порог выскочил Маджид, оттерев мать в глубь дома.

– Привет, ребята.

– Привет, Марк.

– Я в шахматный клуб, мам.

– Да, М… М… Марк, – ответила Алсана, готовая разрыдаться из-за этого последнего оскорбления: он назвал ее не Аммой, а «мамой». – Смотри, не задерживайся.

– Я ДАЛ ТЕБЕ СЛАВНОЕ ИМЯ МАДЖИД МАХФУЗ МУРШЕД МУБТАСИМ ИКБАЛ! – вопил Самад вечером, когда Маджид вернулся и пулей просвистел по лестнице в свою комнату. – А ТЫ ХОЧЕШЬ БЫТЬ МАРКОМ СМИТОМ!

Но это был лишь симптом, сама болезнь скрывалась гораздо глубже. Маджид действительно хотел принадлежать другой фамилии. Чтобы в доме жили не тараканы, а коты, и мать играла на виолончели, а не стучала на швейной машинке; чтобы у стены дома вились цветы, а не росла куча чужого мусора; чтобы в холле вместо покореженной дверцы от автомобиля кузена Куршеда стояло пианино, чтобы на каникулах они ездили не на денек к тетушкам в Блэкпул, а устраивали велосипедные походы по Франции; чтобы на полу в его комнате был блестящий паркет, а не заскорузлый оранжево-зеленый ковер из ресторана; а отец чтобы был доктором, а не официантом-одноручкой. В этом месяце все желания сплелись для Маджида в стремление пойти на праздник урожая, как это сделал бы Марк Смит. Как это сделают все остальные.

«НО МЫ ХОТИМ ПОЙТИ. А ТО НАС ОСТАВЯТ ПОСЛЕ УРОКОВ. МИССИС ОУЭНЗ СКАЗАЛА, ЧТО ЭТО ТРАДИЦИЯ».

Самад взорвался.

– Чья традиция? – заорал он, а Маджид, готовый расплакаться, опять принялся что-то яростно писать. – Ты мусульманин, а не друид! Я уже говорил, Маджид, при каком условии я дам тебе свое разрешение. Мы с тобой совершим хадж. Если мне суждено перед смертью прикоснуться к черному камню, то пусть со мной рядом будет мой старший сын.

Нацарапав половину ответа, Маджид сломал карандаш и дописывал тупым. «ТАК НЕЧЕСТНО! Я НЕ МОГУ СОВЕРШИТЬ ХАДЖ. МНЕ НУЖНО ХОДИТЬ В ШКОЛУ. У МЕНЯ НЕТ ВРЕМЕНИ ИДТИ В МЕККУ. ТАК НЕЧЕСТНО!»

– Добро пожаловать в двадцатый век. Какая честность? Откуда?

Вырвав из блокнота новый листок, Маджид показал его отцу. «ТЫ ПОДГОВОРИЛ ЕЕ ОТЦА НЕ ПУСКАТЬ ЕЕ ТОЖЕ».

Этого Самад не мог отрицать. В прошлый вторник он обратился к Арчи с просьбой проявить солидарность и не пускать Айри на школьные мероприятия во время праздничной недели. Опасаясь Клариного гнева, Арчи мялся и мямлил, но Самад его ободрил: «Бери пример с меня, Арчибальд. Кто носит штаны в моем доме?» Арчи подумал, что Алсана часто носит очаровательные шелковые шаровары, зауженные на щиколотке, а Самад периодически облачается в лунги, кусок серой хлопчатобумажной ткани с вышивкой, который обматывается вокруг пояса и сильно смахивает на юбку. Но ничего не сказал.

«ЕСЛИ ТЫ НЕ РАЗРЕШИШЬ НАМ ПОЙТИ, МЫ БУДЕМ МОЛЧАТЬ. И БОЛЬШЕ НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА НЕ СТАНЕМ РАЗГОВАРИТЬ. КОГДА МЫ УМРЕМ, ВСЕ СКАЖУТ, ЧТО ЭТО ТЫ. ТЫ ТЫ ТЫ.

«Великолепно, – подумал Самад, – новая кровь на моей единственной хорошей руке».

* * *