Белые цветы

По соседству со мной жил Даниил – белобрысый, с раскосыми зелёными глазами, как у большой дикой кошки, мальчик-мажор. У Даниила было многое – влиятельный и богатый папа, который жил по понятиям, деньги, в принципе смазливая внешность, но ума пацану не завезли. А потому не было от него и толку. Мальчик упрямо лез в неприятности. Закончилось все предсказуемо – он сел на иглу.

Он и раньше не пользовался особым уважением ни у меня, ни на районе, но с приходом героина в его жизнь – Даниил «пробил дно». Друзья и знакомые закрывали перед ними двери и перестали пускать к себе домой – никто не хотел, чтобы у него крысили мелочь по карманам и утаскивали из квартиры все, что плохо лежит.

Даниил обещал все вернуть, шел на другие уловки, показывая самые неприглядные качества человеческой натуры, но ему уже не верили. Он потерял все. Отказался от парня и влиятельный папа – тот вообще говорил, что будет благодарен, если сынулю кто-нибудь побьет. Сколько он прожил с тех пор и где сейчас – мне неизвестно. Подозреваю, что на кладбище.

Другим наркоманом по соседству был Эдик, которого все звали Весёлый (до сих пор не понимаю за что – если это веселье, то покажите мне тогда депрессию). Друг Миши, хорошо знакомый и мне. Коренастый, смугловатый, с темными пепельно-русыми волосами, серо-зелёными глазами и огромным губищами.

Под кайфом он часто засыпал в процессе диалога – ну как, засыпал… Это называлось приснуть – когда человек потухает, замолкает и, казалось бы, засыпает, но он стоит покачиваясь, иногда даже продолжая что-то бормотать себе под нос, и через несколько минут приходит в себя.

Еще Эдик чесался и этот зуд я тоже наблюдала у многих. Веселый мог начать с того, что почесал щеку, а заканчивал уже коленом. Как он это делал? Да очень просто: зачесалась щека, почесал, пока чесал – зачесалось плечо, а там рука, и вот уже чешется живот, пах, бедро, колено, пятка, что угодно.

Под ширкой2 Эдик умел даже танцевать. Он стоял в своих штанах с вытянутыми коленями и отвисшей задницей, приседая на полусогнутых ногах и раскачиваясь вверх-вниз. Выглядело так, будто Эдик танцевал под слышимую только ему музыку.

Мишу я не видела таким никогда. У него было достоинство, которого не было ни у Даниила, ни у Эдика. Миша казался мне далёкой звездой, сияющим солнцем, сказочным принцем, самым прекрасным из всего, когда-либо мной виденного – я могла назвать его как угодно, только не наркоманом. Мой парень не имел с теми маргиналами ничего общего. Он был слишком хорош.

Однако героин не мучился от комплексов и не задавался вопросами: а достоин ли я этого парня? А могу ли я его взять? Для смерти все равны и неважно – белая она или обычная…

Но ведь что-то свело нас! Миша пришел ко мне. Значит, у него было желание сделать что-то иначе, а вместе с тем и возможность жить другой жизнью. Я искренне в это верила. Как и в то, что мы бы справились.

Я не была готова отдать Мишу героину. Может, я не слишком заслуживала его, но наркотики не заслуживали тем более.

Мы встречались каждый вечер. Миша больше не пропадал, я постепенно привыкала к тому, что это мой парень, но еще боялась поверить до конца и ждала подвоха. То я боялась, что он только и ждёт, когда уснет моя бдительность и тогда делает со мной что-то плохое; то переживала, что он смеется надо мной, и скажет, что затеял эти отношения шутки ради, а я оказалась такой наивной дурочкой, что поверила. Однако поводов для паранойи у меня не было, и мои страхи так и остались страхами.

Миша не пытался ни сделать мне что-то плохое, ни смеяться надо мной, напротив – он воспринимал меня и наши отношения серьезно и пытался делать все, чтобы мне было хорошо. Но тут вставала другая дилемма —я не знала, как себя вести с настолько хорошим во всех отношениях парнем. Я считала его идеальным, комплексовала на фоне него и мучилась от неуверенности в себе.

Это тоже быстро сошло на нет – Миша делал все, чтобы показать мне, что никого кроме меня для него не существует, а я так вообще – предел мечтаний. Он говорил комплименты, смешил, и очень боялся меня. обидеть. Я начинала расслабляться и оттаивать.

Мы шли в кафе по вечерней улице. Я держала его под руку, когда Миша вдруг сказал:

– Зая! – мне не очень нравилось, когда меня называли ушастым грызуном, но с Мишей меня это не напрягало – Я сейчас скажу тебе шутку. Ты только не обижайся и не принимай на свой счёт. Ты помни, что это просто шутка.

– Хорошо.

– Вот скажи, зая, тебе когда-нибудь говорили, что ты красивая?

– Это уже шутка? Когда смеяться надо?

– Зая, ну, ответь! – Мишино лицо стало серьезным. – Нет, ты правда красивая, но говорили или нет?

– Ну говорили! – все ещё не понимая, к чему он клонит, – а что?

– А то, что тебя крупно обманули!

Миша смотрел на меня внимательно, ожидая реакции. Его губы слегка улыбались, но он был готов в любой момент стереть эту улыбку, боясь, что обидел меня. Я покачала головой, как взрослый над неразумным ребенком.

– Миша, Миша, – я улыбнулась. – Вот ты дурачок!

– Это не про тебя – это просто шутка.

– Да знаю я!