Читаем Белые степи полностью

Ислам, до этого с привычными шутками и прибаутками охотно, с азартом рассказывавший о том, как все здесь было и как они переделали, обустроили, резко замолчал и за чаем неохотно и односложно отвечал на вопросы Ришата. «Вот родственничек, – думал он про себя. – Всю жизнь считает себя выше и удачливее меня. Всю жизнь пытается унизить. Конечно, сумел получить высшее образование, всю жизнь работает директором школы и на меня, на мою семью всегда смотрит свысока. Вместо того чтобы разделить с нами радость, такое ляпнуть… Сагиля тоже хороша. Как Зайнаб радовалась и во всем помогала, и как она… Два сапога пара… Еще посмотрим, кто есть кто».

С тех пор Ислам, с азартом возясь с обустройством дома, до поздней ночи просиживал за черновиками будущей повести. Благо планировка дома позволяла работать, никому не мешая. Его уже не устраивали нехитрые репортажи о событиях и достижениях сельчан, небольшие рассказы в газетах и журналах. Давно рука чесалась взяться за настоящую повесть. Его волновали происходившие в селе события, когда он был председателем сельсовета – образы, конфликты, поиски нелегких решений, ошибки и промахи, радость от достигнутых целей.

Салима за всю жизнь привыкла к тому, что за что бы ни брался муж – за мебель для дома, за копии картин, за игрушки для детей, – все он делал вдохновенно, с азартом и неистово. Все горело под его руками. Он выполнял работу так, как будто не будет завтра, надо обязательно сделать сегодня. И теперь так же он просиживал за столом, строча ручкой по тетради, как тогда в Худайбердино. Только теперь его стол освещала не керосиновая лампа, а с зеленым колпаком настольная электрическая. Но тень от него так же, как и тогда, отбрасывалась на стены, так же в тени шевелилась в такт письму его уже поредевшая и сникшая кудрявая шевелюра. Завершив работу, он выключал лампу, но свет в комнате младшего сына еще долго горел – он, старшеклассник, допоздна с упоением читал книги…

Исписав не одну общую тетрадь, физически и умственно вымотавшись, упершись в пустоту: как и что дальше писать, как связать события, не потеряв нити, он начинал прикладываться к спиртному и по привычке уходить в недельные запои. Салима по ночам вздрагивала и испуганно просыпалась, когда он в полубреду как будто продолжал писать свою книгу:

– Нет, – невнятно бормотал он, – так не пойдет, врешь, врешь, дорогой, так не бывает… Не пойдет, так… Уххх, Мустай, ну Мустай Карим, как он так легко пишет, как?

Потом, кое-как придя в себя, сильно переболев, опять садился за свои рукописи и говорил, что все, что он сейчас пишет, он продумал, когда был вне себя…

– Вот и свершилось! Свершилось то, о чем всю жизнь мечтал наш папа! – начала свою застольную речь дочь Галима, высоко держа над собой небольшую книгу в зеленой обложке. Ей, как редактору районной газеты, доверили вести семейное торжество.

За столом плотными рядами сидели все дети Ислама и Салимы. Дочки с зятьями, два сына со снохами. Младшая дочь, еще школьница, возилась во дворе с многочисленным шумным и дружным отрядом внуков и внучек. Внуки постарше на веранде готовили традиционный концерт к таким застольям. Теперь в доме хватало места всем. Большой двор, гора недалеко от дома, сад, огород стали любимым местом детских игр. А большой сеновал с душистым сеном – летним ночлегом.

– Целых четыре года наш папа трудился над этой книгой. Исписал не одну пачку бумаги, раз десять ездил в Уфу на редколлегии. Сколько выслушал критики, получал разгромные рецензии, раз пять все переписывал и перепечатывал. Но он все выдержал, выстоял, добился признания, совершенствовался, доказал свою состоятельность. Два года ждал очереди на издание, и вот перед вами плод его трудов – первая книга нашего отца! И вот смотрите, обложка у книги зеленая. Кто не знает, рассказываю – когда папа еще был подростком, во сне увидел, как в лесу от родника идет зеленый свет. Когда он подошел ближе, увидел, что этот свет идет от книги с зеленой обложкой, он взял ее в руки и проснулся. Наш дедушка так разъяснил его сон: мол, вся твоя жизнь будет связана с книгами, а может, и сам будешь их писать. И вот вам пожалуйста – книга с зеленой обложкой! Давайте все дружно за это выпьем!

Над столом раздались звон бокалов и возгласы радости и одобрения.

– Вот и в нашей семье свой писатель! Был учитель, художник, музыкант, а теперь и писатель! Вот бы и наши дети стали похожими на нашего отца! – радовалась Закия.

– Будут! Вон смотрите, какие они концерты нам каждый раз показывают – и поют, и пляшут, и стихи рассказывают! – вставила Земфира.

– Ҡайным (тесть)! – весело и искренне радуясь, сверкая прищуренными глазами, начал самый старший зять, муж Закии Джавдат. – А писатели должны сено косить? – Все засмеялись, поняв, на что он намекает. В последние годы свое частое отсутствие на покосе Ислам объяснял творческим кризисом. – А то пока ты четыре года писал книгу, мы привыкли без тебя обходиться! Соскучились по твоим шуткам и чудачествам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза