Белеет парус одинокий. Тетралогия

— Постой, постой…

— Да! — воскликнула Валентина.

— Ага! — прибавил Петя.

И они, перебивая друг друга, рассказали все, что услышали у колодца.

— Ну это другое дело… — сказал Черноиваненко, остывая. — Тогда молодцы! Извините, что я вас чуть не выдрал.

— Ничего, пожалуйста, — вежливо ответил Петя.

То, что Петя и Валентина услышали у колодца, имело для подпольного райкома громадное, даже, может быть, решающее значение. Борьба, которую вели подпольщики с захватчиками, видимо, вступила в новую фазу. До сих пор подпольщикам приходилось иметь дело с одиночными румынскими жандармами, с местными полицаями, изредка с патрулями. Теперь же немецкое командование, судя по тем сведениям, которые принесли пионеры, двинуло против них целое воинское подразделение с пушками. Очевидно, не слишком большая подпольная группа, спрятанная в Усатовских катакомбах, стала не на шутку донимать немцев и румын постоянными нападениями на транспорт, на отдельных солдат и офицеров, расклейкой листовок, порчей проводов. И фашисты решили прикончить отряд одним ударом.

Черноиваненко не был склонен преуменьшать значение деятельности своего райкома. По опыту прежней подпольной работы он хорошо знал, что один лишь факт существования неуловимой подпольной организации, не говоря уж о прямых действиях, укрепляет моральную силу населения, вселяет веру в несокрушимость Советской власти и в корне подрывает военный авторитет врага. Однако он никак не предполагал, что вокруг них уже создалась легенда. И он этому совершенно откровенно обрадовался. Он даже крепко потер руки и, подмигнув, сказал:

— Ну, братцы, видите, какие мы стали легендарные личности? Мы уже невидимки, нас, оказывается, уже пули не берут! Однако посмотрим, что это за такие мины, — сказал он, надевая очки, и, отстранив Тулякова, проворной, кошачьей походкой направился к выходу из катакомб.

— Товарищ секретарь! — испуганно воскликнул Святослав, бросившись вперед и загородив дорогу Черноиваненко.

— Ну в чем дело? — строго сказал Черноиваненко.

— Товарищ секретарь, не ходите! Подорветесь… Разрешите мне.

— Молодой! — усмехнулся Черноиваненко.

— Никак нет. Разрешите мне. А вам не положено.

— Что?

— Вам не положено! — настойчиво повторил Святослав, загородив спиной выход и не спуская с Черноиваненко решительных глаз.

— Это мне нравится! — добродушно проворчал Черноиваненко. — «Не положено!» А тебе положено?

— Так точно, мне положено.

— Почему ж это, интересно знать, тебе положено, а мне не положено?

— Потому что я солдат, товарищ секретарь, а вы не солдат.

— Слыхал, Туляков? — сказал Черноиваненко и показал плечом на Святослава.

Черноиваненко нахмурился. Его лицо стало суровым.

— Вот что, Марченко, — сказал он, поворачиваясь к Святославу, — я был солдатом тогда, когда твой батька еще, наверное, цицьку сосал. Понял? А ну, дай-ка!..

Черноиваненко легонько отстранил Святослава с дороги.

— Вы ж подорветесь! — испуганно крикнул Святослав.

— Ух ты, какой беспокойный мужичок! — сказал Черноиваненко и, не оборачиваясь, полез в щель. Но через минуту появился снова, весь с ног до головы залепленный снегом. — Видите, что делается, какая завируха!

Он снял облепленные снегом очки и стал их протирать полой своего бобрикового пальто.

— В двух шагах ни черта не видать. Настоящая зима завернула. Норд-ост. Черт украл месяц.

26. Пурга

Петя и Валентина как очарованные смотрели на снег — настоящий, белый, пушистый, веселый снег, который принес с собой Черноиваненко. Свежий, острый запах наполнил всю пещеру. Он опьянял, кружил голову, Снег падал хлопьями с ушанки Черноиваненко, с рукавов. Снег золотился при свете «летучей мыши», и было что-то в высшей степени праздничное, елочное в его пухлых комьях, словно посыпанных борной кислотой. Он был такой душистый, как будто от него пахло мандаринами. Наконец дети не выдержали, бросились к дяде Гаврику и стали обирать с его пальто снег. Они сжимали снег пальцами, катали, лепили из него крошечные снежки. Они клали его в рот и сосали до тех пор, пока у них не заболели зубы и не стало ломить лоб. Тогда они, будучи не в силах с ним расстаться, стали «играть в снежки», стараясь попасть друг другу в самое лицо или засунуть крохотный тающий комочек за шею. Они так расшумелись, что даже всегда спокойный, уравновешенный Серафим Туляков прикрикнул на них:

— Ну, вы, детский сад, потише! Хоть вы меня сегодня и спасли от мины, но надо ж и совесть иметь. Хватит баловаться, а то я вас живо отправлю назад в лагерь.

— Нет, с очками ни черта не выйдет, — сказал Черноиваненко, укладывая очки в футляр. — Попробуем без них… Святослав, дай-ка мне какие-нибудь клещи или лучше кусачки.

Святослав порылся в сумке противогаза и подал кусачки.

— Вот добре. Сейчас мы посмотрим, что они из себя представляют, эти самые знаменитые мины. А то, может быть, они существуют лишь в вашем воображении, — сказал он, весело посмотрев на Петю и Валентину, которые, боясь, чтобы их не отправили в лагерь, скромненько сидели в углу, на брусках ракушечника.