Белая как снег

Кевин Мюклебюст широко улыбнулся, прокрался за домом и побежал в лес.

57

Анья забрала из принтера распечатанные бумаги и прикрепила их на доску.

– Вот что я накопала, – сказала она, сделав шаг назад.

– По Франку Хельмеру?

– Да.

Людвиг встал с кресла и подошел к ней

– Кто он?

– Хороший вопрос. В наших базах по нему не очень-то много, но кое-что нашлось.

– Есть что-то в личном деле? Судимости?

Она замешкалась с ответом.

– Да нет… или, как сказать. В хоре он в юности не пел – драки, телесные повреждения, вандализм, пара угнанных машин, но все до восемнадцати лет, так что этого тут быть не должно, преступления совершенные несовершеннолетними ведь должны удалять из базы.

Она достала из кармана рубашки леденец на палочке и сунула в рот.

– А после?

– Кое-что есть…

Людвиг протер очки полой рубашки и подошел ближе к стене.

– Видишь?

– Уголовное дело?

– Да, но он выступал как свидетель.

– Про что дело?

– Сбыт краденого, торговля таблетками, анаболиками, но судили не его. Какого-то его знакомого, а Хельмер был свидетелем обвинения.

– Значит, стукач?

Анья засмеялась.

– Похоже на поспешный вывод, тебе не кажется?

– Но раз он из криминальной среды?

– Ну что значит криминальной? Ему же, сколько там, тридцать шесть лет, всем его делам больше двадцати лет, явно юношеская неугомонность.

– Да-да, но все-таки…

– У тебя слишком много предрассудков, старичок.

Она скорчила гримасу, вернув леденец в рот.

– Теперь документы из реестров Брённёйсунна. В тысяча девятьсот девяносто втором году Хельмер основал фирму под названием «Хельмер Финанс». Но дела особо не пошли. Я нашла два требования переслать налоговые отчеты, в девяносто третьем он разорился. Далее до 1996 я ничего не нашла. В девяносто шестом он учредил новую фирму, «Хельмер Сантехники», и она, судя по всему, еще работает, в Люсакере, на нее я тоже кое-что нашла в налоговой…

Она подняла взгляд на стену и вернулась за монитор.

– Я что, не распечатала его? А, вот оно. Требование заплатить налоги в прошлом году, почти три тысячи долга, который так и не выплачен. А больше ничего нет. Мунк что-нибудь говорил?

– О чем?

– О Франке Хельмере. Зачем мы вдруг проверяем этого парня?

– Не говорил, но сказал, что это важно.

– А мы, как обычно, узнаем все последними, – вздохнула Анья, сложив руки за головой. – Мы просто рабочие лошадки, делаем всю грязную работу.

По коридору мимо них прошел шведский психолог с телефоном у уха.

Анья наклонилась к Людвигу, кивнув в сторону шведа.

– Как думаешь, они с Мией?..

Она подняла брови.

– Чего? Что они… того? Нет, даже представить себе этого не могу. Он же на двадцать лет ее старше.

– Да, но все равно.

Она откинулась на спинку кресла.

– Он же симпатяжка, правда? С его внешностью работать психологом – впустую тратить время.

– И что же, по твоему мнению, он должен делать?

– Ну, я не знаю. Может, стать фотомоделью? В одном белье, на медвежьей шкуре перед камином? У меня дома.

– Не знал, что у тебя есть камин.

– Ха-ха, Людвиг. Неважно. Он красавчик. Но да, был бы лет на десять помоложе.

– Разве у тебя не было молодого человека?

Она вздохнула.

– Были, но ты же меня знаешь. Мне становится с ними скучно. Эти хорошие мальчики. Студент-стоматолог, например. И что мне с ним делать? Кстати, Аннете тебя тоже спрашивала?

– О чем?

– Она хотела все документы с упоминанием нашего красавчика-шведа. Но я ничего не нашла, а ты?

– Нет, не помню такого.

– Ладно, в общем, они ей нужны. Если увидишь его имя, пересылай мне. О’кей? А я притворюсь, что выполнила задание.

– Конечно.

– Спасибо.

Анья открыла еще одну банку колы рукой с татуировкой сердечка на запястье.

– Думаю сделать еще одну, как считаешь? Татуировку.

Она приспустила рубашку на плече и повернулась к Людвигу.

– Вот тут, было бы круто, что думаешь?

– Да, почему нет.

– Подумываю насчет Orzel Bialy, белого орла. Герб Польши. Золотая корона на красном фоне. Как тебе, хорошо, или я буду выглядеть как польская шовинистка?

Она встала и с оголенным плечом подошла к зеркалу, висевшему у крючков для одежды.

– Ну ты же и есть полячка.

– Вот и я так считаю. Будет круто.

Людвиг взял чашку из-под чая и собирался встать из-за стола, как в кабинет вбежала запыхавшаяся Анетте Голи с телефоном у уха.

– Где-где?

Анья вынула изо рта леденец и выпрямилась.

Голи прикрыла трубку рукой.

– Откройте «ВГ» в интернете, немедленно.

Снова в трубку:

– Да, непременно, Ханне-Луисе. Как иначе, мы работаем, я немедленно свяжусь с ним. Конечно. И перезвоню вам.

– Вот дерьмо, – сказала Анья, когда Людвиг открыл то же самое у себя на компьютере.

– Насколько все плохо?

Анья пробежала глазами статью.

– Плохо.

– Насколько?

Обычно спокойная Анетте Голи оттолкнула полячку от монитора и стала читать статью, открыв рот.

– Твою мать.

Нерадивые полицейские в поисках подозреваемого в убийствах преступника – друга детства Уле Гуннара Сульшера.

– Вот дьявол.

– Но Уксен же ничего там не выяснил?

– И я так думала, – прошипела Голи, с силой нажав кнопку на телефоне.

– Они даже имя его назвали, – сказал Людвиг.

– Что?