Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity

Прежде чем перейти к анализу дальнейших репрезентативных особенностей класса глобальных, феноменальных моделей реальности, которые сегодня мы называем "люцидными снами", позвольте мне указать на сложный вопрос, который я не могу полностью разрешить на данном этапе. Современная теория предсказывает, что полная глобальная непрозрачность приводит к "дереализации" на уровне феноменального опыта. Люцидные сны могут быть именно такими: когерентными, но феноменологически дереализованными глобальными состояниями. Однако текущая теория также предсказывает, что полная непрозрачность ПСМ приведет к потере феноменально переживаемой самости (см. раздел 6.2.6). Но распределение прозрачности и непрозрачности в люцидных снах не является равномерным, оно варьируется. Пока феноменальное свойство высшего порядка "самость" инстанцировано, пока существует сознательный опыт сновидческого "я", большая часть ПСМ, следовательно, должна быть прозрачной. Текущая теория предсказывает, что феноменальная самость исчезнет в полностью обобщенном состоянии непрозрачности, в ситуации, когда не только виртуальность модели мира, но и виртуальность модели самости полностью доступна на уровне самой феноменальной репрезентации. Субъектный компонент ПМИР исчез бы, не будучи больше субъектным компонентом. Действительно, это может быть именно так, а именно в тех феноменологических ситуациях, когда люцидное сновидение растворяется в религиозном или духовном экстазе и завершается им, о чем нередко сообщается в феноменологическом материале (см. сноску 21). С другой стороны, в настоящее время представляется невозможным подойти к этому вопросу со всей строгостью, опираясь на эмпирические данные: Автофеноменологические сообщения о бескорыстных состояниях содержат перформативное самопротиворечие и поэтому весьма проблематичны по методологическим причинам. К анализу Я-модели в люцидных снах я вернусь в ближайшее время.

Рассматриваемые как глобальные, феноменальные модели реальности, люцидные сновидения полностью характеризуются критерием автономной активации (см. разделы 3.2.8 и 4.2.5; обзор эмпирических данных см. в Kahn et al. 1997; Hobson et al. 2000). Репрезентация интенсивности (см. раздел 3.2.9) может сильно варьироваться, о чем, например, свидетельствуют гиперэмоциональные состояния или отсутствие определенных презентационных "форматов", таких как ноцицепция. В люцидном сновидении можно испытать интенсивные состояния эмоционального возбуждения, такие как страх или блаженство, которые обычно неизвестны в состоянии бодрствования, в то время как другие виды сенсорного опыта, например, ощущение температуры или боли, встречаются гораздо реже. По сравнению с неясновидными сновидениями, люцидные сны имеют более выраженное кинестетическое и слуховое содержание (Gackenbach 1988). Простое феноменальное содержание однородно, как и в обычных состояниях сна или бодрствования, и в настоящее время неясно, выполняет ли феномен люцидных сновидений какие-либо адаптивные функции. Могли ли люцидные сновидения сыграть определенную роль в культурной истории человечества, сделав различие между видимостью и реальностью предметом межсубъектной коммуникации, или в установлении определенных религиозных верований?