Being No One - The Self-Model Theory of Subjectivity

Значительная часть философских дискуссий о том, что я назвал презентационным содержанием, сосредоточена на осознанном цветовом опыте (яркие недавние примеры см. в Clark 2000; Tye 2000). Оказывается, цветовой опыт может быть выборочно утрачен. При церебральной ахроматопсии мы обнаруживаем избирательное исчезновение цветов из сознательной модели мира (Zeki 1990). Мы имеем ситуацию, в которой локализованные поражения мозга специфически разрушают сознательное восприятие цвета, не обязательно сопровождаясь объектной агнозией. Однако и в этом, и во многих других случаях ситуация вскоре усложняется. Коуи и Хейвуд сообщают о феноменально дальтоническом пациенте М.С., который все еще может определять хроматические границы, воспринимать форму по цвету и различать направление, в котором движется полосатый узор, когда определение направления требует от зрителя "знать", какие полосы имеют определенный цвет (Cowey and Heywood 1997). Такие случаи цветовой слепоты, несмотря на сохранившуюся способность к обработке длины волны, не только еще раз показывают, как базовая категория феноменального содержания может быть выборочно удалена из сознательной модели мира, но и демонстрируют, насколько сильно могут быть разделены интенциональное и феноменальное содержание, активное в системе. Этот пациент, живущий в бесцветном мире, по-прежнему обрабатывает информацию о длинах волн и успешно использует ее в суждениях о перцептивно неокрашенных событиях. Как выразились Коуи и Хейвуд, их пациент "сознательно воспринимает зрительные события, на которые влияет длина волны; только их цвет исчез. Как будто... сознательное осознание цвета было выборочно удалено, что позволило оставшимся событиям нормально участвовать в создании формы и движения, которые теперь воспринимаются в основном в оттенках серого" (Cowey and Heywood 1997, p. 37). Этот пример еще раз показывает, почему первоначальный критерий Баарса-Чалмерса "глобальной доступности" должен был быть дифференцирован на когнитивную, аттенционную и поведенческую доступность. Нам представляется, что информация, связанная с длиной волны, может быть когнитивно доступна, а именно, стать возможным содержанием суждений о перцептивно неокрашенных событиях. Однако эта информация не доступна для внимания: Пациент не может сознательно направить свое внимание на интегрированную репрезентацию, феноменально отображающую эту информацию. Коуи и Хейвуд также спросили, может ли такой пациент скрыто обрабатывать феноменальный цвет (а не только длину волны). Может ли он, например, различать цвета путем принудительного выбора, как некоторые пациенты с прозопагнозией различают идентичность или знакомость лица?

Можно с уверенностью сказать, что для этого пациента цвет исчез из феноменальной модели реальности. Однако соответствующая информация, очевидно, доступна для формирования суждений, умозаключений и контроля речевых актов. Как будто она по-прежнему является элементом "когнитивной" модели мира и причинно связанного с ней поведенческого пространства. Поэтому было бы очень интересно исследовать, существуют ли соответствующие несоответствия на уровне феноменальной саморепрезентации. В любом случае, центральный философский урок очевиден: неосознаваемое презентационное содержание может быть функционально активным в системах, подобных нам, не будучи интроспективно1, то есть аттенционально, доступным, и в то же время сохраняя значительную часть своей каузальной роли, включая определение содержания других, более высокого порядка феноменальных состояний, одновременно активных (см. пример, приведенный ниже в разделе 4.2.4 ). Другой концептуальный вывод, естественно вытекающий из этих первых примеров, состоит в том, что понятие "границы" для нашей феноменальной модели мира в будущем придется использовать с особой осторожностью. Агнозия важна, потому что она может послужить разрушению философских интуиций о том, чем на самом деле являются примитивы феноменального пространства.