Беги, Люба, беги!

Наверное, если бы капитан сумел решить, чего во мне больше: безумия или коварства, расследовать преступление ему стало бы гораздо легче. Но справиться с этой задачей ему было явно не по силам.

— Изящный, конечно, заказ, надо отдать должное... Представьте картину: спальня, атлас, шелк... Даме пуля в лоб, кавалеру, соответственно, две пули в затылок. Хотите фотографии посмотреть?

— Нет!!! — закричала я, закрываясь руками от сидящего напротив меня чудовища. — Нет!

— Между вами произошла ссора? Когда вы видели мужа в последний раз? Где вы были в ночь с пятницы на субботу?

Вопросы посыпались градом. Я отвечала, стараясь не поддаваться эмоциям, но иногда все-таки срывалась на крик и слезы. Когда Петр Семенович поднялся с места, я была почти в беспамятстве.

— Что ж, если понадобится, вас вызовут... И попрошу никуда не уезжать из города.

Последующие дни смешались в одну непрерывную полосу черной тоскливой суеты. В доме, словно тени, появлялись какие-то люди, родственники, друзья. По счастью, почти все время возле меня была Марина, взявшая на себя большую часть хлопот. Пару раз появлялись следователи, но ничего нового я сообщить им не могла.

В день похорон было солнечно, однако поднялся сильный ветер, гонявший по пустующему участку кладбища песчаные смерчи и осыпавший лица стоявших и крышку гроба хрустящей желтой пылью. Черные ленты венков яростно бились о лапник, выворачивая наизнанку тисненые золотые буквы: «Дорогому...» Незнакомые мужчины в темных плащах говорили что-то над разверстой могилой, потом подходили, целовали мне руку и просили крепиться. В какой-то момент происходящее стало невыносимым, и я едва не упала в обморок. Маринка проводила меня к автобусу.

На поминки собралось не так много людей, но маленькая квартирка едва вместила и их. Пришли несколько наших одноклассников, соседи, сослуживцы Олега. Из его коллег я знала лишь бухгалтера Сергея. Тускло блеснув массивными роговыми очками, он неловко пожал мне руку и, пробормотав слова соболезнования, забился куда-то в угол, словно старался держаться подальше. Казалось, поминки длятся целую вечность. Многие осторожно шушукались. По обрывкам фраз можно было судить, что смерть Олега породила огромное количество слухов, в том числе и нелепых.

Когда все ушли,то сначала женщины убрали и вымыли посуду, а мужчины передвинули столы. Последней была Маринка, поцеловавшая меня на прощание. Хлопнула входная дверь, и в квартире воцарилась плотная, невыносимо давящая на уши, глухая тишина. Я добрела до дивана и села, подтянув колени к самому подбородку и бездумно глядя в одну точку.

Сумерки незаметно окутали квартиру и, расплываясь по полам и стенам, окрасили тишину в ночные цвета. До слуха донесся тревожный звук милицейской сирены. Под окнами промчалась машина, и на потолке мелькнули веселые зайчики от патрульной мигалки. Я подняла голову — в темноте дверного проема виднелась недвижная мужская фигура в длинном плаще.

— Люба... — услышала я и узнала голос Максима, — не бойся, это я.

Он неслышно прошел к дивану и сел чуть поодаль.

— Как ты вошел? — глухо спросила я.

— Дверь была не заперта, тихо ответил Тигрин.

Что ж, может, итак... Мы сидели молча какое-то время,

но чужое присутствие понемногу выводило из болезненного оцепенения. Я повернулась к ночному гостю.

— Зачем ты пришел?

Максим ответил не сразу.

— Я знаю, что тебе плохо.

— Да, — опуская голову, горько усмехнулась я. — Мне плохо. Вокруг меня все рушится... Лидка, Олег... эта Касаревская... Господи, как я ее ненавидела! Но я не хотела этого! А псих говорил, что убьют меня... Я знаю, он со мной играет! Умирают все вокруг... Он едва не убил Лидку, и, если бы не Ферапонтов... Господи а где же Ферапонтов? — вдруг, будто в горячечном бреду, зашептала я, оглядываясь. — Я не видела его очень давно... Может, и с ним что-то случилось?

Максим быстро придвинулся и, прижав мою голову к плечу, зашептал:

— Тихо, девочка, тихо. Не бойся... Все будет хорошо... Лучше поплачь...

И я заплакала.

Вероятно, я поверила его словам, потому что, судя по всему, уснула. Когда я оторвала голову от подушки, за окном светало. Я приподнялась и огляделась. Тигрин спал в кресле, вытянув ноги и неловко откинув голову на подголовник. Мне стало стыдно. Мало того, что ему пришлось терпеть мою истерику, так впереди у него рабочий день, и вряд -ли теперь он будет Легким. Я встала, взяла маленькую подушечку, на которой спала, и попробовала пристроить ему под голову. Едва я его коснулась, он открыл глаза:

— Люба...

— Извини... Как ты? Шея, наверное, затекла?

— Мелочи, — тряхнув головой, бодро отозвался он и встал. — Ну а как ты?

Он улыбнулся, и я вдруг улыбнулась в ответ.

— Приготовлю что-нибудь... — Я направилась на кухню. — Правда, на работу еще рано, но теперь все равно не уснуть.

— Ты собралась на работу? — удивился Максим. — Сам Седоватый распорядился дать тебе неделю отдыха.

— Нет. Дома я не могу сидеть! И мне надо проведать Лидку.