Несчастье случилось в летний день. Василек ушел на пастбище со стадом. А Матрена Панкратьевна, управившись на ферме, с трудом вернулась домой. Сердце у нее замирало целую неделю подряд, но идти к медсестре не хотелось. Чем поможет она, молоденькая девчонка! Другое дело фельдшер Нина Сидоровна Шпицберг — опытный медик. Но она живет теперь в другой деревне: переехала по семейным обстоятельствам. Вот приедет к ним — Матрена Панкратьевна сходит к ней на прием, а пока лишь чаек и печка ее выручают: выпьет чашечки две чайку да полежит на печке — глядишь, и полегчает. Выплеснув из ведерка остатки в рукомойник, Матрена Панкратьевна пошла к колодцу: самоварчик она всегда ставила со свежей колодезной водичкой. Заскрипел колодезный журавль, деревянная бадейка полезла вниз. Чтобы она зачерпнулась полной, Матрена Панкратьевна с силой надавила на нее шестом, и тут острая кинжальная боль пронизала ее сердце.
Ослабев, руки разжались, и бадейка под действием груза на другом конце ворота с грохотом вылетела из колодца, расплескав воду вокруг сруба. Матрена Панкратьевна упала на мокрую землю.
Проходивший по улице моторист Петраш подбежал к доярке, поднял ее на руки и занес в избу.
— Вот и все, отмучалась Панкратьевна, — едва слышно произнесла она.
— Что ты, Матрена Панкратьевна? Счас за Жанной Айвазовной сбегаю. Счас! — заторопился мужик.
И вскоре появился с медсестрой. Та накапала сердечных капель, послушала трубочкой сердце, измерила давление и ввела шприцем в руку лекарство. Затем, подойдя к сидевшему на лавке Петрашу, сказала ему:
— Мне ее не спасти. Пусть бегут за сыном, может, успеет живую застать…
Васютка стремглав прибежал в деревню. Не замечая толпившихся около дома соседей, взлетел на крыльцо и очутился в избе. Мать лежала на большой деревянной кровати, накрытая лоскутным одеялом, и рядом с этой тряпичной пестротой ее заострившееся лицо с как бы застывшей на щеке слезой казалось особенно бледным и неподвижным.
— Ты что, мам? Мама! — припал он к ней, еще не веря в то, что навсегда потерял самого дорогого человека.
Его с трудом оторвали от матери. Вокруг нее засуетились деревенские старушки: по обычаю надо было мыть усопшую.
Похороны организовали на третий день. Лучшую доярку хоронили всей деревней. Односельчане жалели Матрену Панкратьевну, хорошего работника и человека. Немного она и пережила мужа и дочерей, в сорок три года ушла из жизни. Ушла тихо, никого не намучив и не обременив. Вот только сына не дорастила, оставила еще неоперившимся: всего четырнадцатый год разменял. Как он будет жить теперь, оставшись один-одинешенек?
Старухи на все лады судачили:
— Все беды на эту семью оттого, что дом у них построен без мужика.
— Да и место неудачно под дом выбрано: на каменке бывшей бани. Вот горечи и идут к жильцам.
А сторожиха Анисья утверждала:
— От собаки они помирают все. Не собака, а черная смерть в их доме живет.
Разговоры разговорами, а как дальше жить Василию Аншукову, решало колхозное правление. Всех тревожила горькая судьба паренька, но никто не решался взять его в свою семью: слишком сильны еще предрассудки в деревне.
«Мальчишка-то хороший, да должно быть лядной, иначе не свалилось бы на него столько бед», — рассуждали сельчане. А вдруг да вместе с ним и в их семью придет несчастье…
— Ну что ж, в таком случае придется отправлять Василька в детдом, — подвел итог председатель.
Так бы и решили, если бы не подсказка Егора Ефремовича:
— У Василька есть тетка в Туле, — сообщил он. — Может, ее совета спросить? Вдруг приедет и решит судьбу племянника. Родные есть родные. А детдом от него не уйдет.
Все согласились с ним. И в тот же день отправили подробную телеграмму в Тулу с оплаченным ответом.
Ответ пришел быстро: «Приеду сама, ждите».
В тайге
Часть вторая
Василек в школу не пошел. Старшеклассники занимались в соседнем селе и жили там всю неделю, выбираясь домой лишь на воскресенье. А на что там было жить Васильку? Денег у него не было. А дома имелись молоко и картошка, лук и капуста, грибы. Удочкой он вылавливал ельцов и варил из них уху. Утром он растапливал печь и в устье ставил картошку в чугунке, как это делала мать. За этим занятием и застал его председатель колхоза.
— Здравствуй, дядя Алексей! — приветствовал его Василек. — Садись, гостем будешь.
— Сидеть мне некогда, — отказался от приглашения председатель. — А зашел я к тебе по делу. Пока ты тетку ждешь, может, сходишь в чум, поможешь пастухам-оленеводам? Дело несложное: за стадом ходить да время от времени вверх стрелять — волков отпугивать. Спасу от них нет — режут у колхоза оленей.
— Схожу! — обрадовался Василек. — Все лучше, чем одному дома сидеть.