Башни земли Ад

— О, Капитан, я живо представляю себе твои действия. Картина маслом по сыру. Кладбище отверженных за городской чертой. Дуб. Могилки. Промеж них зарылись в лопухах янычары. И тут им на голову падает эдакий желудь, с нечеловеческим криком выхватывает меч, на всех кладенец, и ну устраивать на этом самом кладбище уплотнение народонаселения. Типа никаких изолированных могил. Не фиг роскошествовать! Так, Вальдар, их же там всего две орты. Ты б к утру управился. А потом чуть свет кинулся бы в синее море, держа в руках компас, и поплыл навстречу эскадре, горя праведным гневом, так, что вода в кильватере вскипела бы.

— Убедил. Что там кардинал?

— Не знаю. Он вчера еще отправился о чем-то перетирать с венецианцами. То ли молится, то ли опохмеляется.

— Ладно, действуем по обстановке. Я уже вижу Сфорца. Они высаживаются на берег.

Глава 24

«Хорошо командуй, щедро плати, казни с умом».

Заповеди кондотьера

Черный, будто обугленный, ворон склонил голову и каркнул с такой безнадежно трагической интонацией, что у телохранителей Великого амира, прошедших за своим господином от Самарканда до стен Константинополя, невольно побежали мурашки по телу. Они видели эту птицу не раз. Везде: и в родных степях, и на заснеженных перевалах Гиндукуша, и в цветущем Гюлистане, и у охваченного пламенем города халифов, Багдада.

Всякий раз, когда он прилетал, стражи шатра безмолвно, точно перед высоким гостем, распахивали полог и склонялись, опуская глаза. Никто не знал, почему так повелось. Всякий, кто стоял в карауле в такие часы, мог поклясться, что кроме обычного карканья из шатра не доносится ни звука. Но также всякий знал историю о том, как один персидский вельможа, не вовремя оказавшийся у обиталища Повелителя Счастливых Созвездий, попытался отмахнуться от пролетающей рядом птицы. Вельможа приехал с посольством и не ведал странного обычая. Но это не остановило Железного Хромца. Он пришел в ярость и велел забить несчастного палками, а потом отсечь голову и бросить останки на прокорм сородичам диковинного чернокрылого гостя.

Видавшие виды стражники с невольным содроганием наблюдали это кровавое пиршество. Они готовы были поклясться, что среди множества налетевших пожирателей мертвечины не было того самого ворона.

Узнав о казни вельможи, посол вознегодовал и потребовал объяснений у Тамерлана. Спустя час все персидское посольство, совсем недавно прибывшее в лагерь Тимура для заключения мира, было казнено, и войска пошли опустошать Персию и возводить новые окровавленные минареты. Так что всякий раз, когда прилетал ворон, стражники спешили впустить его, стараясь даже случайно не встать на его пути.

Тамерлан слушал карканье ворона и точно видел с высоты птичьего полета, как османская конница, преследуя врага, вылетает на широкую поляну и оказывается в западне. Длинные ряды возов, ощетинившиеся остриями алебард, преграждают им путь. Сипаги, смешавшись, пробуют развернуться, но позади их ожидает такая же преграда. Словно мыши, попавшие в кувшин, конники Баязида мечутся по злосчастной поляне, и везде их встречают стрелы, камни, алебарды, копья и что уж совсем непристойно для воина — крестьянские цепы и привязанные к древкам серпы.

Тамерлан сам не знал, как ему удается все это видеть. Он помнил ворона столько же, сколько помнил себя. Из того немногого, что оставил после смерти отец, Повелитель Счастливых Созвездий сохранил только перстень с неизвестным алым камнем, пульсирующим, точно живым, да этого ворона. И хотя Тимур, волею Аллаха, не обладал способностью пророка Сулеймана разуметь язык тварей земных и птиц небесных, он понимал, что тот хотел передать, и словно видел его глазами.