Майор шел по коридору, стараясь не нарушать тишину, косился на чернеющие проемы. Явный мусор прислуга убрала, сложила у камина, но в залах все равно царил беспорядок.
Все эти комнаты Вадим уже вроде бы знал наизусть, мог ходить в них с закрытыми глазами. Но не тут-то было. Он вошел в буфетную, споткнулся о подиум и ушиб колено, ползал по полу, догонял фонарь, выпавший из руки. Зачем тут нужно это возвышение? Оно ведь не имеет никакого смысла.
Майор поднялся на тридцатисантиметровый пьедестал, добрался до окна, держась за спинку дивана. Решетка на окне отсутствовала, но видимость от этого не улучшилась. Просматривался задний двор, ограниченный каменной стеной, чахлый кустарник внутри ограды. За стеной темнел лес, угадывалась тропа для патрулирования. В тех краях бойцы и обнаружили фамильное кладбище, произведшее на них неизгладимое впечатление.
В дальнем углу буфетной находился шкаф, в котором прятался штурмбаннфюрер Ланке. Эсэсовцу повезло. Вместилище оказалось глубоким и пустым. Вадим осветил внутреннее пространство шкафа. На перекладине болтались одинокие плечики, пахло нафталином, как из старого сундука. Шкаф был вместительный. Помимо штурмбаннфюрера в нем запросто уместились бы еще несколько человек. Загадка не разрешалась.
Вадим перебрался в гостиную, оттуда в кабинет, осветил раскуроченные шкафы, в которых уже неоднократно копался вместе со своими офицерами. Аккумулятор в фонаре был не вечный. Стоило поберечь его для более важных дел.
Он вернулся на лестницу и снова встал. Под ложечкой у него засосало. Здешние привидения были такие назойливые! Холл утонул в серой дымке.
Отворилась дверь. Из комнаты прислуги выскользнула еще одна личность в длинной накидке и заскользила к выходу. Зажегся фонарь в руке часового. Женщина отпрянула, но продолжала движение к выходу. Боец не стал ее останавливать. Это определенно была не старая карга Стефания. Она подошла к двери и выскользнула наружу.
Часовой зашевелился, вышел из тьмы.
Злобин кашлянул, предупреждая его о своем приближении, спустился с лестницы и спросил:
– Эй, боец, почему у тебя посторонние разгуливают по замку?
Рядовой Зорин уже сменился. В караул заступил другой боец, очень рослый. Даже в темноте было видно, насколько у него оттопырены уши.
– Так это самое, товарищ майор, вроде не посторонняя она, живет здесь. Нам не приказывали останавливать местных. Да и что я ей скажу? Она же глухонемая, не услышит.
– Куда она пошла, скажи на милость?
– Не могу знать, товарищ майор.
Ох уж эти сообразительные головы! Те, что во дворе, не лучше, судя по тому, что не отослали девчонку обратно.
Злобин оттянул тяжелую дверь, вышел на крыльцо. Это был приятный контраст. Воздух освежал, дул бодрящий ветерок, ноздри приятно защекотал пряный аромат хвои. Лунный свет красиво разбрызгивал серебро на еловые лапы. Двор был пуст. Станка уже убежала.
Вадим спустился с крыльца, расстегнул кобуру. Лунная дорожка убегала в заросли можжевельника, шевелились ветки под напором ветерка.
Из-за колонны выступил часовой с автоматом Судаева на груди. На углу заворочался еще один, но предпочел остаться на месте. Ладно, хоть не спали. Это уже хорошо.
– Товарищ майор, разрешите доложить. За время несения караульной службы никаких…
– Отставить, рядовой! Что значит никаких? А кто сейчас вышел?
– Так это здешняя блаженная, товарищ майор, – ответил боец. – Что с нее взять? Товарищ лейтенант приказал прислугу не трогать, мы так и делаем. Идет такая как ни в чем не бывало, капюшон на голову накинула, не скрывается вовсе. Мы, конечно, ее окликнули, спросили, куда и зачем.
– И что, ответила? – съязвил Вадим.
– Нет, она же немая. Замычала, стала что-то руками показывать и припустила по тропе. Еще и обиделась на нас за то, что мы ее остановить хотели. Так посмотрела, словно это мы сумасшедшие, а не она.
«А настолько ли она сумасшедшая?» – подумал Вадим.
– Вы не думайте, товарищ майор, мы обязательно доложили бы о случившемся товарищу лейтенанту. Уже собирались, но тут вы подошли.
– Есть идеи насчет того, куда она пошла?
– Нет, товарищ майор, мы не блаженные, чтобы думать так же, как она.
Ночь постепенно шла на убыль, но до рассвета оставалось больше двух часов. Мистический лунный свет расползался по округе.
Вадим пересек двор и двинулся вверх по тропе. Дорожка петляла в рассеянном свете. Кустарниковый можжевельник сменился ползучим, охапки хвои стелились по земле. Деревья расступились. На склоне раскинулась поляна, покрытая пушистой травой. Тропинка рассекала поляну, бежала дальше, терялась за ворохом еловых лап. Ветер уже не ощущался, гудел в высоких кронах.
Вадим пересек поляну, присел под елочкой. Пряный запах усилился, голова у него закружилась. Слишком хорошо – тоже нехорошо. Он привалился спиной к какому-то пню и закрыл глаза. Здесь тоже все было не таким, неправильным, чужим, не поддающимся контролю. Мысли майора путались.