Барокко как связь и разрыв

хитроумная, сложная машина, занимающая целую комнату, или, точнее, образующая замкнутое пространство, внутрь которого заходит или заглядывает участник действия. От зрителя скрыт восьмигранный поворачивающийся барабан, на гранях которого помещены изображения солнца, ослиной головы, льва и других животных. На стене над барабаном с помощью шнура и блока подвешено зеркало. Когда зритель поднимает глаза, чтобы увидеть в нем свое отражение, барабан с картинками поворачивается, создавая серию наложений [звериных] голов на тело зрителя72.

Вроде бы речь идет о серьезных предметах, но стиль вышеописанного представления кажется чистейшим балаганом. И так у Кирхера везде. С точки зрения нашего современника, в кирхеровских механизмах намного больше игры, чем решения практических задач (если последнее вообще подразумевается). Они напоминают не привычную нам технику, а те фантастические и абсурдные устройства, которые описывал Реймон Руссель73 в романе «Locus Solus», или более поздние кинетические объекты Жана Тэнгли74 – вращающиеся и жужжащие, но не производящие ничего, кроме видимости, т. е. кроме самих себя. Однако для Museum Kircherianum, для всеобъемлющей кунсткамеры, которой был одержим наш ученый иезуит, они были достойными экспонатами.

***

Две темы, которые культура барокко неустанно разрабатывает, – меланхолия и иллюзорность, и обе они соединяются в феномене техники.

Иллюзорный характер техники XX века привлекал внимание Фридриха Георга Юнгера: он утверждал, что техника появилась исключительно для имитации чуда, и напоминал в своем «Совершенстве техники» о древнейших технических устройствах, не производивших ничего, кроме видимости, – таких, как голубь Архита Тарентского75, становящийся «голубками» у Тезауро, и подобные ему легендарные автоматоны.

Эти диковинные творения, – говорит Юнгер, – а также автоматы Альберта Великого, [Роджера] Бэкона и Региомонтана76 так и остались всего лишь мудреными игрушками, не спровоцировав никаких последствий. У людей они вызывали не только восхищение, но и страх77.

Отметим, что соединение страха и восхищения составляет аффект возвышенного, который сам по себе может быть целью создания сложных механизмов.

Так и подслушивающие устройства, описанные Кирхером и Тезауро, и даже военные машины из книг того времени кажутся создававшимися не ради цинической пользы, а только для метафорического действия, для некоего «как если бы».

Остроумные ухищрения, – писал Тезауро, – применяются в военной Инженерии, при строительстве оборонительных и наступательных машин; так делаются огнедышащие Драконы, из чьих пастей выходят струи воздуха, развевающие боевые штандарты; черепашьи Панцири, внутри которых спрятаны люди, надежно укрытые броней; Быки, рушащие стены цитаделей своим стальным крепким рогом. Бывают механизмы, созданные в подражание Дикобразам, Скорпионам, Аистам, Лилеям. Всё это остроумнейшие метафоры, но жестокие и смертоносные78.

В выразительном описании Тезауро примечательным образом отсутствует эмпатия – разве что два последних слова намекают (но только намекают) на возможность сочувствия к жертвам военных машин. В продолжении этого пассажа столь же спокойно и с такими же риторическими ухищрениями описываются и поющие статуи, и подслушивающие устройства.