Барков

Надгробной просишь ты, любезная Агафья:
Ляг! Мертвой притворись! — я буду эпитафья! (221)

И последний пример.

        Vénus manioit de Mars
Son casque, son glaive, ses dards:
Armes de défense et d’attaque;
Mais le dien lui cria soudain:
Belle, jèn ai sous ma casaque
De plus propres pour votre main.

Перевод:

        Венерины доспехи
Венера орудовала Марсовым
Шлемом, его мечом и дротиками:
Орудием оборонительным и наступательным;
Но бог вдруг закричал ей:
Красавица, у меня под плащом есть
Более подходящее <оружие> для вашей руки^[217].

Барков:

Венера у Марса смотрела с почтеньем
Шлем бога сего, и меч, и копье.
Что видя, Приап ей молвил с презреньем:
— Для ваших вить рук х… лутче ружье (191).

Опять же, у Баркова, в отличие от французского оригинала, появляется Приап, а вместе с ним — и матерное слово.

Чтение срамных стихов Баркова, на наш взгляд, довольно утомительно — их слишком много. Невольно возникает вопрос: а поэзия ли это? И все же мы отвечаем на этот вопрос утвердительно: да, поэзия. Да, в ней много непристойного. Но в ней есть и много забавного, остроумного — и в сюжетах, и в портретных набросках, и в диалогах. В ней есть та веселость и беспечность Баркова, о которых писал Новиков. В ней есть та безумная шалость, о которой писал Пушкин в лицейском послании к гусару Петру Павловичу Каверину:

     Пока живется нам, живи,
     Гуляй в мое воспоминанье;
     Молись и Вакху и любви.
И черни презирай ревнивое роптанье;
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом:
     Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом (I, 211).

И еще — в стихах Баркова порой под грудой матерного словесного мусора скрывается глубокое чувство. Так, в оде «На воспоминание прошедшей молодости», представляющей собой сетования (в самой грубой форме) об утрате мужской силы и соответственно женского внимания, есть лирическое призыванье юных лет:

О, юность, время скоротечно,
Которая теперь прошла,
Когда б ты длилась, юность, вечно,
Ты б тех забав не унесла,
Которыми я наслаждался
В тебе, какими восхищался.
Приди опять, как ты была! (68)

Конечно, это еще не пушкинское:

Так, полдень мой настал, и нужно
Мне в том сознаться, вижу я.
Но так и быть: простимся дружно,
О юность легкая моя!
Благодарю за наслажденья,
За грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои дары;
Благодарю тебя. Тобою,
Среди тревог и в тишине,
Я насладился… и вполне… (V, 119)

Еще не пушкинское. Но всё же…

Глава седьмая Издатель Антиоха Кантемира

Издатель — кто издал постановление или книгу.

Владимир Даль. Толковый словарь живого великорусского языка

Первое издание сатир Антиоха Кантемира было предпринято Академией наук в 1762 году. Честь подготовки этого издания к печати принадлежит Баркову. Оно вышло в свет спустя 18 лет после смерти автора. История же издания началась еще при жизни Кантемира, и об этом, на наш взгляд, небезынтересно рассказать. Но сначала напомним, кто такой Кантемир.