Баллада об ушедших на задание. Дот

Для обороны часовня действительно не годилась, убедился в своей правоте капитан. Что и говорить, стены хороши, и дверь обита железом на совесть; от крупнокалиберного пулемета лучше укрытия не придумаешь. Но окошки высоко, а если даже возле них пристроишься, снайпер тебя скушает с первого же выстрела. А если миной шарахнуть, одной хватит, чтобы положить всех, кто вздумает здесь отсидеться.

- Я готов, товарищ капитан.

Ярина стоял перед ним неузнаваемый: типичный хохол из пригорода или маленького местечка. Серые бумажные штаны в светлую полоску - все в трудовых пятнах, с пузырями на коленях. Сбитые полотняные полуботинки с подметками из автопокрышки. Рубашка с национальной вышивкой - тоже не первой свежести. И заячья кацавейка.

- Руки покажите, - сказал капитан Сад. Но и руки были в порядке: ржавчина и машинное масло въелись в мозоли. - Крест? - И крестик был на месте, оловянный, на дешевенькой цепочке.

- Хорошо, - сказал капитан Сад. - Я на вас надеюсь, Иван Григорьевич.

- Ага, - закивал Ярина. - Только проследите, будь ласка, чтобы ужин для меня приберегли, А то ведь срубают, черти косопузые!

- Не задерживайтесь лишнего. Ни к чему. - Капитан Сад повернулся к «студентам». - Вы прикрываете. Тебя, Рэм, предупреждаю особо: если без крайней нужды там зашебаршишь…

Капитан замолчал, перебирая в уме угрозы. Но чем он мог настращать Рэма, который не боялся ничего на свете?

Наконец он нашел это.

- Помни, - сказал капитан Сад - Этим ты подведешь меня.

11

- Пора, - сказал капитан Сад.

Ярина уже отошел метров на двести. Без бинокля его фигура теперь смотрелась как нечто целое, а детали пропали. Но бинокль отбирал и по очереди выделял все: и узелок из синего выцветшего ситчика, и походку утомленного человека, который прибавил шагу, предвкушая близкий ужин и ночлег; и даже вспышки пыли из-под башмаков. Сейчас пыль поднималась тяжело, пузырем, и тут же оседала, а вот в полдень от малейшего прикосновения она взлетала легким облаком и висела подолгу, так что даже через несколько минут можно было посчитать, сколько сделано шагов: от каждого шага оставалось по желтому шару.

Над травой уже отчетливо заголубело. Поднимается туман, подумал капитан Сад. Это на несколько минут, но ребятам хватит - проскочат.

Оба «студента» уже разулись и намазали сажей лица и руки. Автоматы были закреплены за спиной дополнительной оттяжкой, чтобы не болтались; в специальном брезентовом поясе каждый имел по четыре запасных рожка с патронами, в том же поясе по бокам - «лимонки»; на одном бедре пистолет, на другом нож, тоже притянутые ремнями.

У капитана вдруг окаменело лицо.

- Большов, опять ты за свое?

- Не успел заменить, товарищ капитан, запамятовал. - В глазах Рэма даже намека нет на сожаление. Веселится как мальчишка, проскочивший в кинотеатр без билета - Ведь на этот променад мы собирались впопыхах. Не до того было, начальник.

Оба говорят о ремнях. На Сошникове они брезентовые, как и полагается; на Рэме - из шикарной скрипучей кожи.

- Как доберетесь до воды, Сережа, окуни сержанта

Большова. Пусть намокнет. Не то своим скрипом он всю округу всполошит.

- Конечно, товарищ капитан. Окунется. Сошников умеет говорить так, что сразу успокаиваешься.

- Через полчаса «Дегтярев» от дороги передвину сюда. Имейте в виду, если что…

Ярина ушел еще на полета метров. Ну, до замка ему идти и идти Немцы небось десятком биноклей в него уперлись. Чуть в сторону - все равно, что за стеной; ничего не увидят. В самом деле - пора.

Оба разведчика стремительно метнулись к озеру. По высокой траве - перебежками, через лысины - даже ползком, но тоже в темпе.

Выскочили к воде.

Этот берег пологий. Пляж. Однако луг на полметра выше; между ними граница резкая - уступом. Днем это не укрытие, но в такую пору вдоль него можно запросто пробраться к самому замку.

Песок уже прохладный. Вода прозрачная, спокойная, темная. По ней водомерки мечутся. А подальше, как в зеркале, небо отражается - ярко-оранжевое, с черными полосами.

- Чего жмуришься? Полезай в воду.

С Сошниковым не поспоришь. Если бы при народе, Рэм, пожалуй, заартачился из гордости - свое реноме он ставил «превыше пирамид и крепче меди». Но было бы только хуже. Лезть-то все равно бы пришлось. А вдвоем чего же - между ними и останется. Сошников не растрезвонит. С него даже слова брать не надо. Деликатный человек.