Баллада об индюке и фазане

Впрочем, и лысый с бакенбардами особого доверия не внушал. Что-то у него во взгляде было очень неприятное. Брюнет ушел в одну сторону, лысый – в другую. Даже если бы Званцев отпустил меня за брюнетом, что он может поделать с Виестуром и лысым, они же по-латышски шпарят! И никаким бесом теперь не узнаешь, в какую сторону нам со Званцевым нужно было бежать вдвоем!

Уж лучше бы этот тип не заметил на снегу зажигалки и ее через полторы минуты спокойно подобрал Борис! Не возникло бы всей этой нервотрепки…

Таким путаным порядком долго думать было нельзя. Две ниточки рассуждений должны были слиться в одну – и внезапно слились!

Мы со Званцевым не знаем, за кем спешить, но это может знать Борис. Что, если он, выскакивая во двор, налетел в подъезде на того, кто подобрал зажигалку?

По времени это совпадало. Зажигалка пропала за считанные минуты. Вряд ли в это время по двору проходил еще кто-то…

Я даже остановилась от неожиданности. Почему мне это раньше не пришло в голову!

В конце концов, подозреваемых – трое, а преступник среди них – один. Остальные могут оказаться вовсе ни при чем. И, пока мы околачиваемся у музея, маленький брюнет успеет предпринять что-нибудь такое, что нам с ним будет не справиться. Мы же в это время будем пасти двух ни в чем не повинных накачавшихся пивом балбесов. Им по такому случаю какая-нибудь дурость в голову стукнет, а мы на полном серьезе будем за этой дуростью наблюдать и делать далеко идущие выводы!

– Что случилось? – спросил Званцев.

– Ничего, мне в голову мысль пришла.

– Опять?

– А что?

– Да нет, ничего, – усмехнулся Званцев. – Только если это опять про какое-нибудь вранье, я и слушать не буду.

– Вы не поверите, – сказала я, – но на сей раз я скажу вам чистую правду. Мне кажется, я могла бы выяснить, за кем именно следом нам надо было идти. И я даже берусь это сделать за полчаса.

Последние слова вылетели из меня от избытка азарта, и я сама их испугалась.

– Каким образом? – насторожился Званцев.

– Мне трудно вам это объяснить, но я узнаю.

– Вы хотите сказать, что на острове есть еще один свидетель преступления, который знает преступника в лицо? Не слишком ли много для одного маленького острова?

– Этого я не говорила.

– Так что же вы собираетесь сделать?

– Ну, предположим, я собираюсь позвонить по телефону! – сердито ответила я.

Он ничего не ответил. Мы продолжали двигаться к музею.

– Ну так как же? – не выдержала я.

– В музее есть телефон, откуда и позвоните. А другого поблизости нет.

Я загородила ему дорогу.

– А вы не могли бы на эти полчаса предоставить меня самой себе? – заглядывая ему в глаза, взмолилась я. – Я узнаю все, что нужно, приду и расскажу вам!

– Не могу. Вы такого натворите, что я за всю жизнь не расхлебаю.

– Я очень вас прошу!

– Что именно вы собираетесь делать?

– Этого я вам объяснить не могу.

– Очередное вранье! – догадался Званцев.

– А что в этом удивительного? Когда человек не может сказать правду, он врет. Вы же соврали на пароходике насчет невесты! И никто вас за язык не тянул.

– Мое вранье – это мое личное дело! – возмутился Званцев. – А ваше вранье – это уже уголовное дело. Вы хоть представляете себе, что такое ответственность за ложные показания?

– Между прочим, – ядовито напомнила я, – я добровольно явилась к вам с показаниями насчет зажигалки. И не в кабинет, между прочим, а всю окрестную крапиву излазила, пока вас нашла. Так что насчет ответственности у меня все в порядке. И я делаю все, чтобы вам помочь!

Званцев засопел, но сдержался.

– Выдрать бы вас солдатским ремнем с пряжкой, – тоскливо сказал он. – Вот дураки французы призывают – «шерше ля фам». Нашел «ля фам» – на свою голову! Знали бы они, что может такая «ля фам» натворить в качестве свидетеля! Черта лысого бы они так говорили…

Мне в голову пришла еще одна мудрая мысль. Видно, ночь выдалась такая урожайная. Я подумала, что, в конце концов, я за всю свою оставшуюся жизнь больше со Званцевым не встречусь. Разве что приду к нему в кабинет подписать протокол показаний. Так пусть уж послушает исповедь несчастной женщины. Ему это будет только полезно.

– Ладно. – приступила я. – Вот вам правда. Я выбросила зажигалку в окно нарочно.

Званцев посмотрел на меня с великим подозрением.

– И зачем вы это сделали?

– В личной жизни недоразумение вышло. Я не только зажигалку выбросила, – предвкушая реакцию, ответила я.

– А что еще?

– Носки… Жилет вязаный… Газету… Галстук…

– Мужа, случайно, не выбросили?

– Хотела! Да никакой он мне не муж. Еще немного – я бы и его в окно выбросила.

– По-моему, вы опять что-то загибаете, – сказал, переварив информацию, Званцев. – В два часа ночи вещи в окно швырять? Бред какой-то. Так не бывает.

– Еще как бывает! Посмотрите на меня внимательно и скажите – разве я не могу вдруг взять и выбросить в окно жилет?

– Да, это вы, пожалуй, можете! И какая причина этому швырянью вещей? С вас, конечно, станется и просто открыть окошко и разбросать свое имущество – дай, мол, развлекусь, побалуюсь! Но ведь был же какой-то повод?

– Был, разумеется. А имущество – не мое. Я галстуков не ношу.