Баламут

Возвращаться в каюту не было никакого желания, и он побрел по коридору куда глаза глядят. В коридоре второго класса тетя Феня протирала суконкой дверные ручки, и, чтобы не встречаться с ней, Вадим свернул в сторону и прямо так — в костюме и с непокрытой головой — вышел на балкон.

Тем же медленным шагом он дошел до носа парохода, разглядывая палубу, местами облупившуюся от шпаклевки. Вдруг он споткнулся и замер на месте.

У самого борта стояла она. Девушка была в знакомом Вадиму плаще, но, как и он, без головного убора.

Надо было или пройти мимо, или вернуться назад, но у Вадима одеревенели ноги.

«Что она опять разглядывает?» — с волнением подумал он и посмотрел в ту сторону, куда глядела девушка.

И только сейчас он заметил наступившую в природе перемену.

Уже ничто не напоминало ни о свирепом, валившем с ног ветре, ни о зыбких пенных волнах, слегка качавших большой пароход. Можно было даже предположить, что затяжной, всем надоевшей плохой погоды никогда и не было.

Белесовато-серая муть неба расползалась, и в промоины с рваными краями засияла чистая, ясная голубизна. Думалось: хорошо, если бы проглянуло солнце — сколько дней о нем скучала земля! И оно на самом деле появилось, и появилось как-то сразу — такое большое, горячее, что Вадим даже на миг зажмурился.

Разрезая острым носом воду, по-осеннему загустевшую и маслянистую, пароход наискосок пересекал Волгу от лугового берега к правому, гористому. И чем ближе подходил он к беспорядочно разбросанным холмам правобережья, тем все чаще по воде проплывали опавшие листья березы, клена, орешника…

Вадим смотрел на синеющие горы с меловыми сверкающими плешинами, на тянувшиеся у их подножья деревья — багрянистые, желтые и кое-где еще зеленые, кем-то нарочно брошенные в огненно-золотое негреющее пламя, и улыбался, сам не зная чему.

На всю жизнь останутся у него в памяти и эти горы, отраженные в задумчиво-притихшей Волге, и необыкновенные, по-детски любопытные огромные глаза девушки, и ее тонкий прямой нос, чуть задетый бледными веснушками, и тяжелая копна всклокоченных ветром волос.

Девушка почувствовала на себе взгляд Вадима, повернула к нему лицо, видимо, собираясь что-то спросить, но тотчас смутилась.

— Правда, хорошо? — немного погодя сказала она и снова, смутившись, отвернулась.

Некоторое время они оба молчали, не спуская глаз с приближающихся гор.

— Вон эт-то обрыв! — неожиданно сказал Вадим и прищелкнул языком.

— Катерина, наверное, здесь бросилась в Волгу, — задумчиво обронила девушка.

— Какая Катерина?

— У Островского. — Помолчав, девушка спросила: — А церквушку видите?.. Вон между холмами?

Вадим кивнул головой. Среди берез, словно выкованных из золота, стояла старенькая белая церковь с куполом-луковицей.

— В этой церквушке писатель Скиталец в хоре пел, — заговорила снова девушка. — Ради заработка, конечно, когда не на что жить было.

— Скиталец? — усомнился Вадим: он никогда не слышал, что был такой писатель.

— Да. Петров-Скиталец. Они с Горьким в молодости дружили. А раз, когда Алексей Максимович в Самаре жил, они взяли и отправились путешествовать по Жигулевской кругосветке.

— Вы откуда это знаете?

Девушка внимательно поглядела на Вадима.

— Читала, — сказала она и тут же добавила: — А здесь все-таки прохладно.

— Прохладно, — поспешно согласился Вадим. — Давайте я загорожу вас от берега?.. А вас как зовут, между прочим?

— Лизой. — Девушка засмеялась. — А вас как, между прочим?

Он тоже рассмеялся.

— А меня Вадимом.

Разговаривая, они обогнули корму, потом очутились в коридоре, тянувшемся через весь верхний этаж, прошли его из конца в конец и уперлись в стеклянную дверь ресторана.

— Войдем? — предложил Вадим, снова робея и заливаясь краской. — Уж половина пятого: пора и обедать.

Он дрожащей рукой как-то не сразу распахнул легкую дверь, и Лиза увидела тяжелые складки накрахмаленных белых скатертей, возбужденные лица пассажиров, портрет благообразного седого старика в массивной дымчато-золоченой раме — вероятно, Тургенева: пароход носил его имя.

— Входите, — уже совсем неуверенно повторил Вадим.

Лиза испуганно захлопала ресницами и отступила назад.

— Что с вами? — спросил Вадим.

— Извините. Мне что-то не по себе. Там столько людей…

— Стоит ли на всех обращать внимание?

— Нет, — решительно заявила Лиза.

У двери с табличкой «Каюта № 33» Лиза остановилась. Она посмотрела Вадиму в глаза и негромко сказала:

— Идите, обедайте. Только не сердитесь на меня.

И, взявшись за ручку двери, добавила:

— Желаю вам счастливого пути. Мне ведь через два часа сходить.

— Уже сходить? Так быстро?

— Где же быстро? — сказала она и засмеялась. — Трое суток еду!

— А я думал… вы тоже, как и я, до Горького. Не повезло вам: все время была плохая погода…

— Что вы! А я довольна! Я за эти дни свою роль выучила.

— Вы — артистка?

— Не-ет! Я учетчица из леспромхоза. Это я так, от нечего делать в клубный драмкружок хожу. Собралась в отпуск в Саратов к бабушке, а наш худрук поручил мне разучить роль Катерины из «Грозы». А я приехала к себе на родину и забыла обо всем. До этого ли было!

И Лиза опять засмеялась.