Байгуш

      Если на пару минут пуститься в путешествие, направлением обратным течению времени, и оказаться в N…ске 1982 года, неожиданно можно узнать об влиянии окружающего на формирование личности будущего офицера.  Ведь самому по себе офицеру из ничего не вырасти. Впрочем, каждый об том знает, что из пустоты ничего не появляется. Равно и характеру таким образом не показаться обозрению, как нет его в нищем оборванце у гастронома. Вот в генерале, в противоположность нищему, всегда угадается характер, хотя бы в широченных его лампасах или же на блестящей лысине.

     Ну уж если мы возвратились в тот год, придется некоторое время потратить, хоть и даром. Как только год этот набрал силу, моему ранимому возрасту возникли две дороги. Одна непозволительная, что ведет по делам волокитным и в которой, несмотря на грязь и ухабистость, грезится жизнь легкою, что увеселительная прогулка, и другая предопределенная системой, что с всевозможными лишениями и тяготами и именуемая «служебной», описать которую весьма затруднительно.

     Мне, насквозь пропитанному гнусным обманом, подносимым непременно под соусом высокой любви к Родине, выбора не оставалось. Потому я и побрел за толпою. Нужно отметить, что на первых порах особых неудобств я как-то не ощущал. Ведь, когда сытым покорно бредешь погоняемым стадом себе подобных, только что пыли наглотаешься. Это много позже, вытиснувшись поближе к краю, начинаешь кроме промокших потом спин и вихляющих задов вдруг видеть погонщиков. Со временем в глаза бросится, что в стороне пыли и вовсе нету, воздух свежее, да и воли которые в погонщиках поболя имеют, если с собою сравнить. Тому захотелось туда – поскакал, взбрело сюда – вернулся. А ты только что надумаешь колыхнуться, а то и приотстать –тебя тут же кнутом пожалуют и обратно в стадо загонят. Иной и в шрамах от вольнолюбия волочится рядом с тобою низко опустив голову.

     Но так уж свыше устроено, что всему свой срок. Настало время рассыпаться стаду. И вот дело-то какое. Стада не стало, вроде и погонщика тебе нет, дыши и радуйся. Так нет же. Ты как пёр по служебной дорожке, так покорно и прешь. Словно робот какой. Вот и я пёр, до самой Сызрани пёр, пока майорский урок жизни не усвоил. Ежели с чем сопоставить, так, когда в шторм смыло в океан похожее состояние. Его еще прозрением именуют. А выхода из этого определения два, как в случае с океаном. Или утоп, или волею чудес на берег едва живым выбрался. Но только который счастливее из этих случаев не разберешь. Которому и утопнуть много легче станет, чем выжить.

     Наступил и мой черед. Пришел я в себя, расположил действительность по полочкам и вышла картина. Скажу, неприглядная картина. Чтобы не огорчать читателя и не насильничать скучным изложением мучительных исканий и понимания устройства общества, отмечу, что от роковой черты волею небес был я значительно отдален. Что касается указанной дороги, то в силу скоротечности жизни ту, что служебная сменил на первую, о чем и несколько сожалею, не сделав этого по отсутствии ума ранее. Конечно, и здесь Судия найдется. Высоконравственная особа, которая государственным аппаратом кормится, поморщится на отступника, будто на плевок. Но я скажу, что и кривая дорожка не менее любопытна любому сердцу в смысле переживаний. Найдется ли в свете прошедший мимо, ни разу не вкусивший запретного плода бесясь и повесничая в юные годы? Вряд ли.

     Вот и меня занесло однажды в легком подпитии и с дружком на самое дно общества. Не квартира, а дикий ужас, где стол гостям в обычности представлен почти порожней бутылкой водки, выцветшим блюдцем полным окурков и непременно с отбитым краем, двумя мутными от жирных рук гранеными стаканами, головой селедки и мелкими её косточками в тарелке безо всякого рисунка и заварным чайником в красные горошины. Из приличия в комнаты мы не заходили, но в той, которая темная и виделась в полуоткрытую дверь, окно было наглухо занавешено. Шторы, те что из тюля, имели неопределенный серый цвет, а другие, что бордовые с кремовой полосою, содержали так много пыли, что это сразу бросалось в глаза. Будоражившие наше обоняние запахи описать я не берусь. Впрочем, когда регулярно "по пьяной лавочке" попадаешь в "красные уголки" ко всему безжалостно привыкаешь.

    Дым от курева стоял коромыслом, хоть топор вешай. Из кухни распространялся тяжелый дух и гулкий ропот гостеприимной компании: там сидело два подвыпивших оболдуя и такие же три болтающих кокотки. Все нам ровесного возраста. Познакомились и тут же караван на магазин за горячительным и закусью снарядили. Ну, и, стало быть, как и положено пустились в тяжкие. Когда довольно опьянели и веселье распахнуло расписные меха, дурманом пришло мне проникнуться девками. Со мною всегда такое. Другие начинают баб тискать, уламывать на грех первородный. А мне сначала нужно душу утолить, во всякой мрази поэзию обнаружить. И пока нутро не насытится этой заразой, не даст она никакого покоя, разве что пьяным в стельку не ослабею, завалившись спать.