Байгуш

        Сапожки на небольшом каблучке, прямая черная юбка, блуза «ваниль и роза» и о Боже! Наташа уложила из волос «шишку» на голове, приколов к ней сбоку тоненькое изделие в красных стразах, а у висков оставила по волнистой пряди. Вокруг нас снуют многочисленные прически: каре, челки, локоны, пикси, каскады, хвостики, корзинки, сессоны. Но им не сравниться с царственностью Наташи и величием убранства её головы. Какая же оказывается красивая девушка! Посадка головы, профиль, ушные раковины, линия плеч и шеи – всё безукоризненно. Не могу оторвать глаз от девичьего затылка, где оставлены на свободе тонкие волоски, не убранные в прическу.  Не знать её происхождения, так можно запросто причислить к дворянской крови. Я несколько ошеломлен. Много к тому часу я видел разного, но такой удивительной женственности, тем более умеющей подолгу содержать её в секрете от посторонних, я не встречал.

       После, как грянула музыка и потухли люстры, светом в набитой зале оставались частые слепящие вспышки и трех цветов пятна, беспорядочно скользящие по стенам и короткими жизнями окрашивающие лица присутствующим.  Музыку подавали в основном ту, которую характеризует ритм дискотек, а именно в 120 ударов. Медленных танцев было сосчитать на пальцах. Но под любое звучание я умудрялся вести Наташу в вальсе и только, где это было совершенно невозможным, мы просто покачивались. Вокруг нас было всякого. Кто прыгал, кто изгибался змеёю, были и кто изображал странные ломаные движения. Если образовывались пары, то непременно партнеры танцевали, слипшись в единое целое, а которые из них и откровенно сосались, презрев приличие и публику. Мы же заметно выделялись из общего. Левая  ладонь Наташи обрела покой в моей руке, а правая её рука лежала на моем плече. Свободную свою руку я разместил на талии девушки таким образом, чтобы это не выглядело пошлым и в то же время давало возможность подчинять тело партнёрши на свой лад. Этим я прилагал усилия держаться в танце так, чтобы наши станы не соприкасались, строго соблюдая благородную дистанцию в полторы десятых метра, при этом позволяя шептать на ухо партнерше, касаясь с нею головами. Оставленные на свободе её локоны, то левый, то правый иногда прилеплялись к взмокшему моему виску, оставляя на память приятное щекотание. Посмотреть со стороны, можно подумать, что мы ошиблись парой веков и, вместо мазурки на балу, время перенесло нас в дискотеку.

       Дважды танцы прерывались, и ревущая толпа создавала неимоверную давку возле маленького прилавка импровизированного буфета в углу фойе в попытках приобрести минеральной воды, дабы утолить невозможную жажду. Однако имея неплохой опыт, хоть и более вспотев, я дважды в интенсивной борьбе добывал питьё. Более захватывающие сражения я переживал лишь в бакалейных драках за водку. Попытки глотнуть свежего воздуха окончились неудачей. Крыльцо и площадь перед домом культуры заполонили курильщики, и дым стоял такой, что можно было повесить топор. Потому имея победу над жаждою и поражение освежиться, мы разгоряченные возвращались в душную залу.

       Мне казалось, будто я наблюдаю нас откуда-то сверху, из-под потолка. И я был пьян этим состоянием. Наташа скрытно делала несколько попыток прильнуть ко мне.  Я это чувствовал, и хотя и сгорал в желании не противиться этому, всё же не дал разрушить установленной дистанции, разве что пару раз она все-таки слегка коснулась меня грудью. Весь вечер я запоем пил Наташу глазами и не мог утолить жажду взора. Каждое мгновение я провоцировал Наташу и в ответ ждал её голоса, чтобы бесконечно раздражать неповторимой приятностью её хрипотцы себе слух. Впервые возбужденные её глаза посетил блеск. Когда же остался один на один с собою предался долгим размышлениям, которые доставили мне приятное волнение и отпустили лишь на рассвете.

– Господи, – думал я, – ну почему не с кем ни будь, а именно с Наташею мне пришлось скрестить оружие. Зачем твоею волею мстительная шпага презрения и злобы сошлась в неравном бою со шпагою добродетели, веры и чистоты? Но на вопрос: – не отступиться ли мне? я оставался твёрд в намерении довести задуманное до конца.

       Настало утро. Под впечатлением я решил наудачу наведаться к давней зазнобе, которая учительствовала в школе. Понедельник день тяжелый. Подойдя к дому, подобрал камушек и бросил в её окошко с бордовыми занавесями. Камушек дзинькнул о стекло; прошла минута – в окне никого. Кинул второй. Тот также звонко стукнулся. Постоял, и решил было уходить, полагая, что краля на работе, но тут штора зашевелилась. Оказалось ей выпал плановый отгул за переработанные часы, и она отсыпалась, а мне нужной стороною выпала монетка. Далее следует жизненная проза, которую писать не стоит.

       Непозволительная дорожка.