Байгуш

        Мне нравится узнавать город, в особенности его изнанку. Напыщенная и ухоженная лицевая сторона не так интересна. Сюжет суховат, а вот потаенная сторона всегда обещает много интересного. Три дня спустя знакомства с главными улицами и бесцельного шатания по всевозможным трущобам снова объявился в штабе Армии. На этот раз перед тем, как войти в кабинет, надвинул козырёк фуражки на глаза и уже внутри третьим из группы неясно представился, размывая слова:

– Лейтенант N…в, Новочеркасское училище связи.

– Так-с…, – тягуче пропел знакомый подполковник, –  связист значит?

– Так точно!

– На тропосферу пойдешь? изучал?

        В ожидании молчу, рассуждая: – хрен его знает, что это такое, вроде вскользь нечто похожее проскальзывало на курсах, пару раз, скорее всего и видел.

– Служба в городе. Комсомольск-на-Амуре не столица, конечно, но как ни крути, а все же город. Почему-то желающих нет; боятся связываться с тропосферой, излучение мол. Так пойдёшь?

     От этих слов как-то не по себе стало, навалилась тоска. Мелькнуло: – Надо же! офицеры, связисты, а боятся излучения. Да-с, дела-а. Почему-то вспомнился матрос, заживо сгоревший в ядерном реакторе подводной лодки. Матросу, значит, позволяется, гася реактор, сгинуть: молча делать дело и заживо сгореть. По сути, так совсем еще пацаном погибнуть, спасая других. Забрался малец в аварийный реактор и крутил гайки пока сил хватало. А офицер у нас, значит, боится излучения. Как же воевать-то, скажите на милость? Если и было какое настроение, то оно испарилось. Навалился мучительный немой диалог.

– Так точно, пойду!

А между тем в голове иное. Сначала: – Кому-то же надо, не ты первый и не последний. Но чуть позже находится и уловка, на всякий пожарный: – Если что время вроде позволяет провернуть очередную махинацию с квитками.

        Получаю квиток. На нём всё тем же карандашом: номер очередного кабинета, Комсомольск-на-Амуре и №… в\ч. Из кабинета прямиком к карте. Вот он и Комсомольск-на-Амуре. Четыреста километров не расстояние. Служить предстоит не на точке – радует и река под рукой, и какая река! На этот раз подполковник наверняка запомнил мою личность; диалог затянулся, есть риск. Ладно, сойдет и Комсомольск-на-Амуре. В конце концов, не Кушка, не Кандалакша и не Ахалкалаки. Прежний квиток смят и летит в урну, а я прохожу процедуру оформления к первому месту службы.

      Уже на улице снова погрузился в невеселые размышления. Унылый спор с собою даже затянулся.

– У-у-у, дура…, – ворчу себе, – Та-ак то-о-очно! Вечно нечистая тебя толкает под руку, так и подстрекает на что-нибудь этакое. Ну, что неймётся-то тебе? Все в сторону, а ты один в самую дрянь, да к тому, чтобы ещё и по самые уши увязнуть. И откуда во мне это дворняжье? Прям пёсья натура. Нет бы барином, чтобы в белую кость получиться, благородством искрить. Ходи себе наглаженный в перчаточках лайковых, важным повсюду представляйся, осанку держи, полируй золотую фиксу, ногти шуруй пилочкой… Как все – люби себя и чихай на остальное. Женись с выгодой, должностенки прибирай которые с перспективой. Кого локотком отпихни, другого запятнай незаметно или дураком выставь. Глядишь и выкарабкался в люди. Так нет же. Суюсь куда ни попало. Во всякую грязь влезу, всем уступлю. А кому нужны эти бестужевские порывы? Другой плут на маршброске думает, как полегче отделаться или вообще отлынить от тяжкого мероприятия. А тебе своего мало, так надо ещё автомат отстающего на загорбке волочить. Всё потом и кровью выделится норовишь. Подвигом бредишь. Подвиг, тюха, штука шибко хитроумная. Искусственная. Подвиг тогда подвиг, когда "мохнатая лапа" соблаговолит прислюнить его к жаждущему да нужному. Когда на бумаге придуманную выходку сфиксируют и печатью скрепят. Но уж ни как, ежели рвешь пуп с целью помочь ближнему.

 Да и кому лучше сделало неприметное геройство это? Случись вот бою – у тебя два автомата, а товарищ без оружия твоими усилиями оказался. Тоже мне благородный рыцарь печального образа. Ладно бы волчарой уродиться и любому сходу в глотку, ан нет. Мы-с хвостиком-то туда-сюда, туда-сюда. В первом встречном хозяин видится. Тут же и покорность ему выкажем. А как окажется самодуром, так не велика и беда: сначала потерпим-с, а при случае дёру дадим. За нами не станется сменить-с тирана. Делов-то, Господи. Дворняга душа моя и сердце пёсье, пошатущее… И в кабаках не радость людская умиляет, а все ищу кто слезу не держит. В кого я такой? Не офицер, а осень дождливая. Нету, нету в тебе этого,.. Как его? (тут я щелкнул пальцами, найдя подходящее слово) Ага, вот чего нету – стержня. Стержня нет в тебе, такие дела, аника-воин. Офицерик чегой-то из тебя не того-с… Подгуляла порода. Тьфу! Гадко-то как! Напиться что ли?

        Пару дней спустя рано утром плацкарта усилиями проводницы раззявливает замызганную дверь и выпроваживает меня в Комсомольск-на Амуре.  Впечатлений никаких.  По вездесущей грязи всё здесь схоже с южными провинциальными городами. На уме возник Усть-Лабинск. Кроме, как на жидкие сосны, удивляться, в общем-то, и нечему.