Байгуш

   Чтобы укрепить расположение Галины, я старательно ей льстил, часто задавая вопросы о больном каждой женщины – о ее малыше. Говорит ли уже мальчик и какие произнес он слова, не ушиб ли лобик, не приболел ли и прочее доброе и безобидное. Маше вопросы не задавались, а лишь иногда речь обращалась к ней и она, пусть вынужденно, но вступала в беседу. За сходство с равнинной спокойной рекою Машу я про себя окрестил Нюсей. Да и было от чего. В первую молодость я имел честь подарить некоторое количество серьезных ухаживаний девушке с именем Аня. Тот подвиг с моим уездом на учебу закончился ничем. Но тихую Аню я всегда помнил. Маша многим напоминала умершее, а ностальгия штука страшная. Отсюда и родилось просебяшное "Нюся".

   Как-то наедине Галина неожиданно выдала: – Что, Машка нравится? Это застало меня врасплох, отчего лицо полыхнуло и перехватило дух.

– Зря стараешься, она не из таких. Она считай монашка, так что ты пролетаешь.

– Да я собственно… – так и не сумев подобрать нужное определение, пролепетал я

– Ну-ну, будто не видно. Вы все одинаковые… – съехидничала она.

– А ты помоги, – вырвалось у меня, причем, непредсказуемо, само собою. Это было так озорно и одновременно нахально, что несколько смутило собеседницу и возникла долгая пауза.

Затем Галина неожиданно рассмеялась и не оборачиваясь пошла. Я бросил ей вслед бестолковый смешок, но черное зерно в сознание женщины было посеяно. Никогда не знаешь, чем руководствуется одинокая женщина. В какой момент даст отпор, а когда к груди, распухшей от избытка молока, оголодавшего прислонит. Так вышло и с Галиной. Волею судьбы и совсем неожиданно из этой шутки образовался пока неопределенный, но союз и с не очень приличной целью, как выяснилось позднее. Все чаще в наших тайных разговорах стало мелькать имя Маша. Все чаше мы пили чай втроем и все долее я засиживался на телеграфе и краснел, выискивая несуществующих причин своего присутствия неожиданно зашедшему в пост начальнику штаба. Всё более Маша приручалась к моим угловатым ухаживаниям.

  Время шло и шло. Случилось как-то части осенью убыть на две недели на полигон. Я остался непричастен к учениям и нес службу в расположении. Маша к тому времени уже сама выходила в дежурные смены. Так уж устроено, что в пост по желанию каждый раз не попадешь. Но у меня было много времени болтаться под окнами телеграфа в её смену и ждать радостного мгновения, когда в темном окне возникнет светлая полоса. Не без того, что и камушками бил о стекло, давая ей понять свое присутствие. В этом я проявлял неимоверное усердие и постоянство, наградой которому и была короткая полоска свету, где на секунды появлялся Машин образ. По исчезновению сладкого явления я с радостным сердцебиением удалялся, удовлетворенный подачкою Машиного внимания.  К тому я взял привычным на "пару минут" проникать к ней в боевой пост, якобы по ходу надуманного дела в штабе заскочил засвидетельствовать почтение даме. Способствовало этому, что в дежурных сменах от недостатка людей решительно начался ералаш. Галина один раз попадала на полную ночь в паре с Машей, другие разы они дежурили каждая по отдельности. Много бы я отдал, чтобы проникнуть в тайну разговоров этих женщин, когда они делили долгие ночные часы. Но чему не суждено…

  Две недели срок малый. Пролетели они незаметно. Разбушевавшийся было кавардак стараниями вернувшегося с полей командира улегся. Часть потихоньку приходила в себя от пережитого потрясения, когда однажды Галина мне шепнула, что будто бы у Маши возник небезызвестный интерес и она мне некоторым образом симпатизирует. Это грянуло, словно гром среди ясного неба. Я был удивлен крайне, хоть и всегда помнил лишь краткий свет в непроницаемых шторах боевого поста. И потому, как давно уже не имея никаких надежд от скромницы отказался с этой стороны иметь на Машу виды. Но подвигнуть Машу и распалить её сознание легким чувством смогла Галина. Из каких побуждений она это делала, как она смогла убедить безвольное дитя, что первородный грех по сути пустяк, остается большой загадкой.  Был ли это от Галины подарок, месть ли её это была за одиночество, за перенесенный самою грех; обида ли на капитана, который мог оскорбить заносчивую женщину; я не могу сказать. А только чувствовал я себя неловко, потому что не я самолично обтяпывал интимное дельце, а все устраивалось стороннею причиной. Между тем Галина оказалась умелой интриганкой. И зашла она так далеко в подпольной деятельности, что юная особа подалась уговорам и предалась блуду. Первая наша близость с нею была нервной и быстрой, как вскоре по получении определенного известия, и первый поцелуй в висок, которому не было отказано.