Багровая смерть

Ричард начал подниматься и простыни соскользнули с него, обнажив торс, открыв теплый кокон, в который он свернулся рядом с Жан-Клодом. После этого всех нас пятерых омыло волной спокойствия. Зачатки тревоги Ричарда притупились. Он лег обратно на простыни, обнаружив то место, которое его тело нагрело за ночь. Так он вновь оказался рядом с Жан-Клодом, который лежал очень тихо, ожидая, пока второй мужчина решит, что ему делать. В этот момент в своей голове я могла ощутить всех гораздо четче, чем Жан-Клод. Он оставался осторожно-нейтральным, хотя через контакт с Ричардом я чувствовала напряжение в его теле.

Натэниэл откинулся назад, к Дамиану, а тот подался вперед, к нему, и его длинные волосы подобно вуали укрыли его лицо от солнечного света. Они не были идеальным барьером, но это лучше, чем голая кожа под прямыми лучами. На нем были солнечные очки — он не снимет их до тех пор, пока мы не окажемся в темном помещении или пока не наступит ночь. Натэниэл погладил эти красные волосы, а затем потерся щекой о лицо Дамиана, как кот, оставляющий метку. Дамиан рассмеялся и прижался лицом к Натэниэлу так близко, как только позволяли ремни безопасности.

Я ощутила, как Ричард удивился происходящему. Степень комфорта от соприкосновений с другими мужчинами у Дамиана заметно возросла. Ричард переместился на подушках так, чтобы оказаться выше Жан-Клода, но не отодвинулся от него, а просто переместил свою руку, и теперь она лежала на груди, а не животе вампира. Рука Жан-Клода по-прежнему придерживала Ричарда, и они вроде как обнимались, хотя я знала, что если бы Жан-Клод был более уверен в том, что его встретит радушный прием, он делал бы это иначе.

Ричард произнес вслух:

— Расслабься, Жан-Клод. Просто расслабься. Обними, если хочешь, но не надо вот этого напряжения. Я не пытаюсь подловить тебя, даю слово. — Потому что все мы в своих головах услышали мысль Жан-Клода, так как она была слишком громкой, чтобы ее утаить: «Это ловушка, девичья ловушка». «Девичьи ловушки» — они не про гениталии, а про женское обыкновение говорить «сделай это», а потом «не делай этого», и наказывать мужскую половину пары за то, что она выполнила первую просьбу. Бывают девичьи ловушки и мальчишеская глупость, но ловушку не всегда устанавливает женщина, а глупцами не всегда бывают мужчины. Это работает в обе стороны.

Жан-Клод постепенно расслабился, буквально — дюйм за дюймом. Ричард так развалился у него на руке, что было бы удобнее и естественнее приобнять его и немного развернуться в его сторону. Ростом они были почти одинаковы, но из-за того, как Ричард лежал на постели, казалось, что он намного выше, хотя я чувствовала, где чьи ноги, и знала, что это была иллюзия. Иллюзия доминирования, и у меня была минута, чтобы услышать, ощутить и понять, что часть проблем между ними заключалась в том, что они оба были доминантами. Не в плане бондажа и подчинения, а так, как это бывает у крупных, атлетично сложенных мужчин, которые привыкли выходить победителями. Жан-Клод провел слишком много веков на милости у других Мастеров, чтобы в нем это было настолько заметно, насколько могло быть в Ричарде, но это было, и было оно пока они лежали вот так, переплетенные в объятиях настолько плотно, насколько я не видела уже очень давно. Кто из них подчинится? Кто уступит первым? Без меня в качестве моста для принятия этого решения они оказались в тупиковой ситуации. Иногда им еще мог помочь Ашер, однако, не будь он сейчас в немилости, Ричарда бы там вообще не было.

По всем нам разлилось сожаление, упущенные возможности растянулись между нами, и свет словно померк. Натэниэл сказал:

«Нет, не в этот раз». — Он поцеловал меня и, поскольку Жан-Клод с Ричардом по-прежнему находились в моей голове и сердце, это ошеломило меня, ведь спальня в Сент-Луисе вдруг показалась мне более реальной, чем автомобиль и мужчина, который прикасался ко мне в нем. Я позволила себе утонуть в поцелуе Натэниэла, раствориться в абсолютном забвении его любви и желания. Ему ничто не мешало и ничто его не сдерживало. Сперва это пугало меня до усрачки, но теперь я знала, что именно поэтому он и оказался в моей жизни, поэтому стал леопардом моего зова, и поэтому мы носили кольца друг друга.

Печаль, идущая от Ричарда, возросла, словно внезапно затопивший нас океан, затянувший наши души во всякие «если бы, да кабы». Тоска Дамиана кровью пролилась в океан сожалений Ричарда. Натэниэл разорвал наш поцелуй, его глаза сияли сплошным лавандовым, как лепестки цветка с сияющим позади них летним солнцем.

— Нет, — прошептала я.

— Да, — сказал он. — Скажи «да».

«Чему?» спросил Ричард из Сент-Луиса.

«Счастью, просто ощущению счастья», — ответил Натэниэл и повернулся, чтобы посмотреть на Дамиана.

Долгую минуту вампир глядел на него, а затем подался вперед и они поцеловались. Поцелуй вышел нежным, почти целомудренным, но я наблюдала за ними с расстояния в несколько дюймов, и как всегда от увиденного по мне пробежала дрожь. Двое мужчин, оба — мои любовники, целуются прямо предо мной — как это может не нравиться?