Багровая параллель

— Нам бы умыться, товарищ майор, — проведя по лицу рукой, спрашивает Кейметинов.

— Да-да, конечно. Вот на той сосне рукомойник и мыло. — Баир показывает на дерево, стоящее метрах в десяти от машин.

На проволочной петле висит кусок фанеры. На нем закреплен рукомойник и полочка с мыльницей. Все это на высоте около полутора метров. Над рукомойником висит маленькое зеркало. Все чин чином, как положено.

Смотрю в зеркало. Вижу физиономию землистого цвета с грязным разводом на левой щеке. А еще я почти не бреюсь, и на подбородке торчат длинные волосы. И усы появились. И у Иваныча отросла жиденькая бородка.

Сзади подходит боец, которого зовут Петр. В руке канистра.

— Товарищи офицеры, вот вам еще вода. Мойтесь, сколько хотите. Если что, я еще с кухни принесу.

Раздеваемся до пояса и плещемся под рукомойником. Периодически доливаем воду из канистры. Зубы я чищу размочаленной березовой веточкой. Да даже просто умыться — это уже счастье. Верхнюю одежду мы не надеваем — тепло. В одних тельняшках, с автоматами на плечах, неся в руках куртки и свитера, мы подошли к открытой двери фургона.

Баир стоял рядом и улыбался.

Внутри уже был накрыт стол. Собственно, стол представлял собой крышку от большого ящика, уложенную на бензиновый агрегат. По бокам стояли три раздвижных стульчика.

— Прошу к столу, товарищи. — Баир отошел, пропуская нас вперед.

На столе стояли три котелка, рядом лежали ложки, наши армейские черные сухари и две пачки галет. Еще три открытые банки тушенки. Говяжья — по запаху определил я. И главный деликатес — посреди стола две очищенные луковицы. Спасибо бойцу, удружил. Баир одну просил, а он у китайского повара две выпросил. Лук и чеснок на войне — это редкость. Поэтому жизненный спутник любой войны авитаминоз, куриная слепота и тому подобные «прелести».

Усаживаемся. В руках Баира появляется обшитая сукном фляга.

— Как насчет разведенного спирта, товарищи офицеры? — Баир вопросительно смотрит на меня.

— Товарищ майор, ну какой же моряк от «шила» [137] откажется, — улыбаюсь я в ответ.

Баир разливает нам с Иванычем по полкружки спирта.

— А себе, товарищ майор? — спрашивает Кейметинов.

— Мне пока нельзя. Я ведь на службе, не то что вы, — отшучивается Доржиев.

Об Игоре мы, не сговариваясь, молчим. Если Доржиев не спрашивает, значит, все знает. У него, кроме нашей группы, и другие источники информации есть.

— Ну, за возвращение!

Задержав дыхание, чтобы не обжечь горло, пью залпом. Запах есть, а вкуса не чувствую. Занюхиваю ржаным сухарем и с наслаждением начинаю есть разрезанную пополам луковицу. Иваныч орудует ложкой, с аппетитом наворачивая чумизу [138] из котелка. Каша обильно приправлена тушенкой. Минут десять-пятнадцать молча едим. Потом, когда голод утолен, откидываемся, облокотившись на ящики. Баир почти не ест. Он просто смотрит на нас и улыбается.

Первым нарушил молчание Кейметинов:

— А я, товарищ майор, сначала подумал, что у вас все бойцы — китайцы.

— Такие же китайцы, как и я, — улыбнулся Доржиев. — Да и у вас, Иннокентий Иваныч, внешность тоже соответствующая. Те, кого вы видели, — казах, шорец [139] и чуваш. Есть еще, правда, два азовских грека и два азербайджанца. Ребята сейчас на скале сидят, эфир слушают.

Я вопросительно взглянул на Доржиева.

— Да, Витя, не только от вас информация идет. Мои «микрофонщики» [140] тоже свой хлеб зря не едят. Мы здесь не только связь держим. Мотаемся вдоль фронта, слушаем, кто там на той стороне — турки, греки или англосаксы. Янки сюда всех своих натовских сподручных собрали. На этом участке фронта каждой твари по паре.

— Давайте по второй, что ли. — Баир снова наливает из фляги.

Иваныч одобрительно кивает.

После выпитого на Иваныча, как говорится, напал жор. Он вцепился зубами в кусок сала, как в чеку от последней гранаты.

— А испанцы здесь есть? — хрустя луковицей, спросил я.

В Отечественную их целая дивизия воевала против нас на северо-западном направлении. В Новгороде с древнего храма Софии они, гады, еще старинный крест сняли и к себе в Испанию отправили. Сейчас Франко [141] под дядей Сэмом ходит, должен и сюда войска прислать. Янки, они народ практичный — всех оприходуют.

Баир задумался.

— Да нет, пока не слышали про испанцев. Бельгийский батальон есть, — отвечает Доржиев. — А что?

— Да друг у меня испанец. В нашей бригаде ведь из испанцев целый отряд «Гвадалахара» был сформирован. Он потом в нашем отряде водолазов служил.

— А почему ты в прошедшем времени говоришь? Он погиб, что ли?

— Не знаю. Его в августе сорок четвертого от нас в ШОН [142] забрали.

Я протянул руку к оставшейся половинке луковицы. Иваныч к луку равнодушен, а Баир толком и не ест.

— Он в Москву ко мне в сорок шестом заезжал. Прощался. Сказать, конечно, не мог ничего, но я и так все понял. Сейчас он где-то там должен быть.

Я неопределенно показываю рукой на открытую дверь.

* * *

Закусывая «шило» ядреной хрустящей луковицей, Виктор Черкасов не знал, что его боевой побратим Луис Вилар в это время готовился к бою. Бою, который должен был стать последним в его жизни.