Азовский гамбит

— И ты на все четыре ветра, Никита, — горько усмехнулся я. — Так у вас, кажется, в Архангельском граде говорят?

— Ага, — согласился Вельяминов, давно переставший удивляться моим словам. — Рыбаки тамошние так меж собой здороваются.

— Вовремя ты, брат, подоспел. Хотя, признаться, я тебя давно ждал. Что не ехал?

— Не гневайся, Иван Федорович, — отвечал мне воевода. — Уж больно дел много.

— Знаю, друг мой, все знаю. Наслышан о твоей службе, и о проекте Гостиный двор в камне перестроить, и уж тем более о том, что ты в своих вотчинах канатные мануфактуры завел.

— Не о своем прибытке радею, — немного смутился Никита, — но токмо о пользе государственной…

— Да я не в претензии, — успокоил я старого друга. — Просто, понимаешь, какое дело, ты мне сейчас здесь нужен.

— На все твоя царская воля, — пожал плечами тот, — а только нешто в Москве людей служилых не стало?

— Людей-то много, верных мало, а толковых и вовсе наперечет… короче, хватит рассусоливать, дел много. Приехал, вот и впрягайся, а хомут я для тебя всегда сыщу, даже не сомневайся!

— Вот за это, благодарствую. Всегда рад твоей царской милости услужить!

— Ваше величество, — снова высунулся Грамотин, — не повелите ли сыск начать по горячим следам? Не то, помяните мое слово, поздно будет. Разбегутся окаянные, не сыщем потом.

— То же верно, — вынужден был согласиться я. — Значит так, раз вызвался, на тебя это дело и нагружу. Возьми у Вельяминова с десяток стрельцов, да у Михальского с полдесятка и имайте воров. С теми, кто за оружие взялся, делай что хочешь, но дознайся до имен зачинщиков. К прочим имей милость. С этого момента, ты — ведаешь всеми делами в Земском приказе. Докладывать о ходе следствия будешь мне лично каждое утро, а если дело важное приходи сразу же.

— Благодарю за доверие, ваше величество, — бросился ко мне дьяк и поцеловал руку в латной перчатке, прежде чем я успел ее убрать. — Жизнь положу, а все исполню!

— Ну-ну, — хмыкнул я, и, взобравшись с помощью рассыпавшегося в любезностях чиновника в седло, велел своим людям, — трогай!

— Не слишком ли вы приблизили этого человека, государь? — негромко спросил меня Михальский, как только мы отъехали. — О нем известно не так много и среди этого мало хорошего!

— Думаешь, предаст?

— Кто знает, — пожал плечами литвин. — Но прежде он не был замечен в верности!

— Не он один. Что же до прочего… а ты у меня зачем? Телохранитель? Вот и приглядывай!

— Как будет угодно, — приложил руку к сердцу бывший лисовчик и, немного отстав, занял место за моей спиной слева от Вельяминова.

Обратный путь занял немало времени. То тут, то там нам преграждали дорогу пожары и горожане, пытавшиеся их тушить. Иной раз я приказывал спешиваться и пособить в этом тяжком деле, но часто помощь уже запоздала, и оставалось только смотреть, как пылают терема и хозяйственные постройки.

Кремля мы достигли только вечером, грязные, пропахшие потом и дымом, многие были ранены, да еще сверх того и обожжены. Страшно хотелось есть, а пуще того пить, да еще, пожалуй, помыться. Едва мы проехали через ворота, и остановились у коновязи рядом с Золотым крыльцом, к нам со всех сторон бросились слуги и холопы. Стали принимать лошадей, помогать спешиваться пораненным.

— Слушай сюда, — велел я встречавшему меня стольнику. — Людей и лошадей напоить, накормить и разместить.

— Все исполним, государь, — торопливо закивал тот, опасливо косясь на моих закопченных и окровавленных спутников.

— Смотри, проверю! — бросил я напоследок и пошел наверх по ступенькам крутой, выложенной белым тесаным камнем лестнице к Грановитой палате.

Зачем меня туда понесло, точно сказать не могу. Просто захотелось войти внутрь тронного зала Кремлевского дворца и увидеть, что здесь все по-прежнему. И надо сказать, у меня получилось. Все, действительно было как раньше.

Вдоль стен палаты на дубовых оббитых драгоценным красным бархатом скамьях теснились члены Боярской думы. Холеные, сытые, чистые и принаряженные. Вокруг них, под сводами арок толпились чины поменьше, стольники да стряпчие и имевшие допуск во дворец московские дворяне. А из углов встревоженно выглядывали прочие придворные и слуги.

Звонко ступая по поливным плитам пола подкованными каблуками ботфортов, я медленно прошел по залу и как был, грязный после долгого марша и боя, пропахший на улицах столицы порохом и гарью от пожаров, сел на трон. Ошарашенные моим внезапным появлением бояре и их прихвостни стояли безмолвно, будто мешком ударенные, не смея ни сказать, ни опустить глаза. Так продолжалось довольно долго, пока я, наконец, не нарушил молчание.

— Ну что, слуги мои верные, — тяжело роняя слова, начал я. — От двух напастей я сегодня с Божьей помощью Москву уберег. Осталась еще одна…

Глава 6

— Это какая же? — вылез вперед «славящийся» своей недалекостью, да еще родством с Романовыми князь Сицкий, кажется первым из всей знати получивший в свое время прозвище «Тушинский перелет».

— Дураки, которых я перед собой вижу! — невольно вызверился я. — Откуда вы такие взялись? Как вас только земля носит?!