Он действительно прибыл в двадцать седьмой артполк в первые недели его формирования, когда еще и сам взвод разведки не был полностью укомплектован людьми. Личный состав все еще прибывал, полным ходом шло боевое слаживание, обучение пополнения, освоение приемов и методов ведения разведки. Егор пережил все это. Учился сначала сам, потом применял боевую науку на практике, набирался опыта, а затем учил других.
Глава 2
Рано утром, когда едва начался рассвет, чьи-то сильные руки подхватили за полы плащ-палатку, на которой лежал раненый сержант Щукин, и понесли его через лес в неизвестном направлении. Перед собой он видел только темное небо и ветви деревьев и окончательно пришел в себя только тогда, когда запахло конским навозом, а его самого переложили на сани рядом с еще одним раненым бойцом. Сформированная обозная колонна по чьей-то команде разом тронулась с места и, немного растянувшись по лесной дороге, со скоростью чуть быстрее пешего человека поползла куда-то.
– Насилу успел! – часто дыша от интенсивного бега, прокричал кто-то рядом, возле саней, на которых лежал Егор.
Возле дороги и неспешно движущейся санитарной колонны появились четверо солдат в ватниках и с автоматами за спинами.
– Товарищ сержант! – радостно произнес кто-то из подбежавших.
Бойцы почти выстроились вдоль саней и стали идти параллельно с ними, на ходу разглядывая Щукина. Это были солдаты его отделения, его подчиненные. Самый рослый из них участвовал с Егором в последнем поиске и входил в группу захвата. Именно этот боец устранил в окопе немецкого солдата-связиста, а потом брал в плен гитлеровского офицера и уносил его на себе, в сопровождении товарищей и под прикрытием командира взвода и сержанта Щукина.
Пешие разведчики сначала молчали. Потом тот, что был в поиске с Егором, произнес:
– Фрица доставили как положено, товарищ сержант. В штаб передали. Офицер он. А утром про вас узнали и про товарища лейтенанта.
Солдат держал в руке вещмешок. Другой боец нес шинельную скатку. Оба как по команде положили свои ноши в изголовье саней, на которых везли Щукина.
– Вещи ваши, товарищ сержант. Все на месте. Ордена, письма, бритва, котелок, мыло. Мы все сложили. Шинель вашу прихватили, а то как же без нее, – затараторил третий солдат.
– Выздоравливайте, – произнес четвертый.
Егор был рад их видеть, но почти не мог ничего ответить. Он лишь обессиленно улыбнулся им в ответ, вытянув сухие бескровные губы. Они оставались, а он уезжал. Им предстояло воевать дальше и, возможно, погибнуть в бою, а он получал шанс выжить, пребывая на лечении в тылу. Он долго смотрел на них, пока они стояли у поворота дороги и провожали взглядами сани с ним. Затем помахали руками на прощание и скрылись из вида.
Егор впал то ли в полузабытье, то ли в короткий и чуткий сон. Его постоянно дергало и трясло какое-то внутреннее чувство, остаток энергии после пережитой схватки, где он едва не расстался с жизнью. А перед глазами то и дело вставало лицо погибшего лейтенанта, такого же, как и он сам, двадцатилетнего парня. Только того больше нет в живых, а он, сержант Щукин, смог уцелеть, был вырван из лап смерти в последний момент и волок потом на себе своего командира, еще не зная, что тот уже мертв.
Иногда Егор, в очередной раз впадая в сон, видел перед собой силуэт гитлеровца с карабином наперевес, что двигался на него перед тем самым моментом, когда в бой вмешались пулеметчики из стрелкового полка, чей секрет находился позади политой кровью разведчиков поляны. Немецкий солдат шел прямо на него и уже собирался прицелиться, потом выстрелить или хотел навалиться на Егора сверху, раздавить его и скрутить, взять в плен. Но того не случилось.
Щукина передернуло от мысли о плене. Одновременно сани, на которых он лежал, тряхнуло от наезда на небольшое препятствие. От этого боль в ногах пронизала все тело. Разведчик негромко застонал, сжал зубы, напрягся. Его дорога в госпиталь только началась. Впереди было еще много долгих и мучительных часов, а может и дней, пути. По разбитым дорогам, по подтаявшим колеям, по ухабам.
Прибывавшие иногда с пополнением в его взвод солдаты рассказывали о своих личных, когда-то пережитых и далеко не легких путях на лечение после полученных ранений. Тут были и телеги, и сани, и грузовые автомобили, не всегда санитарные, чаще обычные. Потом вагоны поезда, а дальше снова дороги. Ухабистые, разбитые, размытые дождями и оттепелями. Сколько прибывало людей, столько было и рассказов. Подробных и не очень, захватывающих и скучных.
Егору еще не доводилось далеко отправляться в тыл на лечение. Максимум – это несколько десятков километров от передовой в госпиталь для легкораненых. Фронтовая судьба берегла его. Сегодня он впервые уезжал так далеко в тыл. Того потребовал доктор из дивизионного санитарного батальона, оценивший боевые повреждения ног разведчика настолько, что принял решение об его эвакуации.