— Видишь? Не поздравил. Как ей было обидно! Она такая прелесть, но в ту минуту, когда она перестает быть полезной, ты нападаешь на нее, и на других тоже. Да, я знаю, они всего лишь слуги. Но меня это беспокоит. А если бы это были друзья? Или даже… ближе? Я не знаю…
Олифант внутренне содрогнулся. Худшие страхи снова нахлынули потоком. Худенькая фигурка Луизы в его объятиях стала странно невесомой. Раскрылась бездна…
— Луиза, — сказал он, глядя на нее тяжелым взглядом, — ты разговаривала с этим человеком?
— Сезонным рабочим? Да, я видела его. Наши люди называли его «Пророком».
— Как получилось, что ты говорила с ним?
— Просто в субботу утром мистер Деннис прислал его чинить садовую ограду.
Стараясь смягчить напряжение, Луиза смешно сморщила лицо.
— И ты можешь не ревновать. Он стар, как Мафусаил, и грязен, как ирландский поросенок.
— Мне также сообщили, что он очень образован.
— Чудесно! Ручаюсь, это Мак-Дэф!
— Да. И заметь, что вслед за этим Мак-Дэф попросил прибавку.
Луиза свистнула.
— Ну, будь добра, расскажи мне, что этот… э-э… «Пророк» говорил тебе?
— Но к чему? Какое это имеет значение?
— Пожалуйста, расскажи. Из чисто академического интереса.
— Ну хорошо — академически, только академически. Он сказал, что каждый создает себе дом по своему подобию. Я случайно заметила, что тебя всегда очень заботят изгороди, а он ответил, что ничто так не выражает характер человека определенного типа, как вид и состояние изгородей, которыми он окружает свой избранный клочок божьей земли. Тогда я не смогла понять его. У него такая милая улыбка и ужасно мудрый вид. Мне почему-то казалось, что он втайне смеется надо мной. Но сегодня я начинаю понимать, что он имел в виду. Ты как-то… подожди, что случилось?
У него захватило дыхание, и в тот миг, когда сердце сжалось от первого ледяного предчувствия последней непоправимой катастрофы, в комнате зазвонил телефон. Вместо того чтобы взять трубку, Олифант неожиданно притянул Луизу к себе и прижался губами к ее волосам.
— Луиза, дорогая, если я потеряю тебя, твое уважение…
— О чем ты говоришь?
— Этот человек отравил все.
— Джеффри, не говори глупости! Ты расстроен. Телефон…
— Ну и пусть.
— Но ведь войдет Элен…
Она осталась у стола, с любопытством наблюдая, как он идет к телефону.
— Это Боб Эйчесон, — сказал он, прикрыв трубку рукой; выражение его лица вдруг стало настороженным.
— В чем дело? — шепнула она.
— Ваш «Пророк» объявился в Мабуде. Ищет работы. Боб хочет знать, на что он годен.
— Джеффри, как странно!
То, что Джеффри в эту минуту не смотрел на жену, явилось для него окончательным несчастьем. Но он не отрываясь смотрел в пол и вдруг начал медленно улыбаться легкой иронической улыбкой. Луиза предупреждающе вскрикнула, но и это не спасло его. Он невольно поднял руку, призывая ее к молчанию. И она услышала, как он намеренно приветливым и спокойным голосом сказал:
— Нет, Боб, я только что вернулся. Я сам не видел его, но не сомневаюсь, что он годится. Если хотите, Деннис позвонит попозже. Что? Ну, пожалуйста. Я не слышал жалоб на него. Наоборот, они тут все слезами обливались, когда он ушел. А? Да, я знаю, но ведь эти господа нигде не задерживаются больше недели-двух. Заняты? Да, знаю, но он поможет… Ну, для того чтобы ловить овец, вряд ли нужен диплом. Но смотрите не сваливайте потом на меня, если… А? Я просто предупреждаю вас, снимаю с себя ответственность! Я не видел его. Я просто говорю вам… Ладно… Что такое? Да, в любое время. К завтраку? Хорошо, мы будем дома. Всего, Боб!
Олифант все еще улыбался, когда Луиза подбежала к нему.
— Джеффри, ты порекомендовал этого человека Эйчесону?
— Дорогая…
— Ты умышленно… О Джеффри! Значит, в конце концов он был прав!
И только тут до Джеффри дошло, что он нечаянно подтвердил правоту и непогрешимость «Пророка» Пандалупы.
Луиза теперь тоже потеряна, и ничто и никогда уже не будет как прежде.
Тонны работы
Большой двор. Середина зимы. Пятница. Восемь часов утра. Раздается удар колокола.
— «Вторые», сюда! — кричит кто-то в шутку. Никто не смеется. Не до смеха.
Уже пятница, а с понедельника пришло только пять пароходов. Вчера был день получки, — такой маленькой очереди у окошечка не видывали много месяцев. Пять пароходов, несколько дней работы на каждом — и четыре тысячи человек.
Но сегодня слухи о долгожданном караване судов стали, пожалуй, более упорными, правдоподобными.
В огромном мрачном сарае царит напряженное ожидание. В дальних отделениях ждут «Джеки», «вторые», «дикие», «пустышки», — шум четырех тысяч голосов, шарканье восьми тысяч ног заглушают звон колокола. Но зато видна стрелка часов — она показывает, что час настал, и тревожные взгляды обращаются к конторам.