Аврора Флойд

Зачем согласился он приехать в это проклятое спортсменское графство? Зачем он бросил корнваллийские рудники даже на неделю? Лучше ломать голову над парламентскими делами, чем быть здесь одиноким между этой пустоголовой шумной толпы, которой нечего было делать, как только бросать шапки на воздух и кричать при каждом выигрыше. Тольбот, как зритель, не мог этого не заметить и не вывести из этого чего-нибудь вроде философического урока жизни. Он видел, что толпа всегда радовалась, выиграет ли жокей с голубым и черным поясом, в желтой и черной шапке, или в белой с красными мушками, или какого бы то ни было другого цвета, и не мог не удивляться этому. Он видел, как потерпевшие неудачу спортсмены убегали и прятались, пока раздавались громкие и радостные крики. И вообще на этом свете мало остается на виду людей, проигравших в какой бы то ни было скачке.

Тольбот Бёльстрод облокотился, сложив руки, на каменную балюстраду, и смотря вниз на шумную жизнь под собою, передумал все это. Простите ему то, что он предастся пошлым сетованиям и избитым сентиментальностям. Он был отчаянный, бесцельный человек, раздраженный разочарованием, сомнением и подозрением. Он провел скучные зимние месяцы на континенте, не имея желания ехать в Бёльстрод, и переносить там симпатию матери и болтовню кузины Констэнс Тривильян. Он был так несправедлив, что питал тайное отвращение к молодой девице за добрую услугу, которую оказала она, рассказав ему о побеге Авроры.

Бываем ли мы благодарны тем людям, которые сообщат нам о дурных поступках тех, кого мы любим? Бываем ли мы справедливы к добрым существам, дружески предостерегающим нас о нашей опасности? Нет, никогда! Мы ненавидим их, мы всегда повторяем, что если бы они промолчали, то мы не испытали бы тоски. Когда друг влил в ухо бедного Отелло свои ядовитые намеки, благородный мавр хотел задушить не свою возлюбленную Дездемону, а самого Яго.

Зачем Тольбот приехал в Йоркшир? Я оставлю этот вопрос пока без ответа, потому что мне стыдно сказать причины, побудившие этого несчастного человека к этой поездке. Он, в пароксизме любопытства, приехал узнать, какую жизнь ведет Аврора со своим мужем, Джоном Меллишем. Он находился в ужасном умственном расстройстве относительно этого предмета; то он воображал Аврору самой презренной кокеткой, готовой выйти за всякого, имеющего прекрасное поместье и хорошее положение в свете, а потом представлял ее себе невинной Ифигенией[8], бесстрастной жертвой, приведенной на заклание. Встретившись в клубе со своим добродушным товарищем, он согласился съездить на родину к капитану Гёнтеру, чтобы немного отдохнуть от парламентских дел; но этот искусный лицемер не признавался даже самому себе, что горел нетерпением услышать о своей непостоянной и вероломной возлюбленной, и что его привели в Йоркшир еще оставшиеся пары его прежнего упоения. Но теперь — теперь, когда он ее встретил — встретил это бездушное создание, сияющее счастьем — теперь он ее узнал. Он узнал ее, наконец, негодную очаровательницу, бездушную сирену. Он узнал, что она никогда не любила его, что она, без сомнения, и неспособна была любить, она не годилась ни к чему, как только бросать черный блеск своих глаз на погибель слабых мужчин. Бедный Джон Меллиш! Тольбот упрекал себя за недружелюбное чувство к человеку, достойному такого глубокого сожаления.

Когда скачка кончилась, капитан обернулся и увидел черноглазую чародейку посреди группы, собравшейся около серьезного патриарха с седой головой и с видом, привыкшим повелевать.

Этот серьезный патриарх был Джон Пастерн.

С уважением пишу это имя, так как его произносили там с благоговейным шепотом; сначала и не знали, что этот великий человек находится тут же. Это был очень спокойный, незаносчивый ветеран; он сидел тут со своим семейством — с женою и, кажется, с дочерью, и оставался серьезным и спокойным, а между тем мужчины в толпе повторяли его имя. Сколько сотен добивалось слова, взгляда, киванья головы этого великого человека! Тайны, которые мистер Пастерн мог бы рассказать о лошадиных скачках, стоят золота. Может быть, это обстоятельство и придавало ему такую спокойную серьезность в обращении. Люди окружают его, льстят ему и говорят, что такая-то и такая-то лошадь из его конюшен выиграет: он приятно кивает головой, благодарит за добрые известия, а между тем его мысли, может быть, далеко, на будущих инсонских или дербийских скачках, где призы будут выиграны его же жеребцами, даже не теми только, которые есть налицо, но и теми, которые появятся на свет впоследствии.

Джон Меллиш находился в дружеских отношениях с Джоном Пастерном, и потому представил ему Аврору и попросил у него совета об одном деле, которое тревожило его уже несколько времени. Берейтор мистера Меллиша стал слаб здоровьем и потому в помощь ему по конюшне нужен человек помоложе, честный и искусный. Не знает ли такого мистер Пастерн?