Авраам Линкольн Охотник на вампиров

— Одного.

Я не мог поверить в это. Как могло такое мастерство — дающее такую легкость при убийстве вампира — появиться при полном отсутствии практики?

— Вы… не охотник на вампиров?

Генри усмехнулся.

— Могу с уверенностью сказать, что нет. Хотя, убежден, это очень интересный род занятий.

Мой замутненный разум не сразу осознал истинное значение его слов. Но когда я все понял — осмысление словно по капле проникало в голову — я испытал настоящие страх и ужас. Он убил вампира. Но не для того, чтобы спасти меня от смерти, а чтобы спасти меня для себя. Теперь не осталось боли. В груди полыхал огонь. Я бросился к нему изо всех последних сил, в неистовом порыве. Но мои руки были остановлены на полпути к его горлу. Запястья оказались привязаны к кровати. Я издал дикий крик. До упора, пока лицо не сделалось пунцовым. Я обезумел. Генри смотрел на меня, и на лице его не было и тени беспокойства.

— Да, — сказал Генри. — Такой реакции я и ожидал.

III

Следующие два дня и две ночи я отказывался говорить. Отказывался есть, спать и смотреть в глаза своему мучителю. Как я мог, зная, что мою жизнь могут прервать в любой момент? Зная, что вампир (мой заклятый враг! один из убийц моей матери!) не более, чем в нескольких шагах? Как много моей крови распробовал он, пока я спал? Я слышал его шаги, когда он ходил вверх и вниз по лестнице. Слышал скрип и стук двери, когда она открывалась и закрывалась. Но я ничего не слышал снаружи. Ни пения птиц. Ни церковных колоколов. Я не знал, день сейчас или ночь. Моим единственным представлением о времени суток были звуки зажигаемых спичек. Треск дров в камине. Свист кипящего чайника. Каждые несколько часов он входил ко мне в комнату с чашкой бульона, садился у кровати и уговаривал поесть немного. Я неизменно отказывался. С готовностью принимая отказ, Генри раскрывал том избранных произведений Уильяма Шекспира и продолжал читать с того места, на котором остановился. Своего рода игра. Два дня я отказывался есть и слушать. Два дня он готовил и читал вслух. Когда он читал, я пытался занять разум посторонними мыслями. Песнями или историями собственного сочинения. Исключительно, чтобы вампир не получил даже внимания жертвы. Но на третий день, поддавшись зову голода, я не смог не принять полную ложку бульона. Я поклялся, что соглашусь принять только одну, лишь бы заглушить боль в желудке, не более того.

Эйб съел три полных чашки, не в силах остановиться. Когда он наелся досыта, они с Генри некоторое время просидели в полной тишине, «казалось, прошло два или три часа», пока Эйб, наконец, сказал:

— Почему вы меня не убиваете?