По его акценту невозможно было определить происхождение. Был ли он англичанин? Американец? Шотландец? Он сидел передо мной на стуле с высокой спинкой, покрытой замысловатой резьбой, нога закинута одна на другую, в темных брюках, рукава голубой рубашки закатаны до локтей, а на шее висел маленький серебряный крестик. Я осмотрел комнату, полную теней, созданных светом масляной лампы. Стены состояли из сложенных друг на друга камней, пространство между которыми было замазано глиной. Каждая украшена не менее, чем двумя картинами в золоченых рамах, а на одной стене их было даже шесть. Изображения несущих воду женщин с обнаженной грудью. Залитые солнцем пейзажи. Висящие рядом портреты леди и пожилой дамы, удивительно похожие друг на друга. Я увидел свои вещи, аккуратно сложенные в углу комнаты. Мой плащ. Мои ножи. Мой топор, чудесным образом спасенный из вод Огайо. Комната была обставлена самой элегантной мебелью, которую я видел в жизни. И книги! Стопки и стопки книг всевозможных размеров во всевозможных переплетах.
— Меня зовут Генри Стерджес. — сказал он. — Вы у меня дома.
— Авраам… Линкольн.
— «Первородец нации». Очень приятно.
Я попытался сесть, но меня сразу пронзила такая боль, что я едва не потерял сознание. Я лег обратно на спину и посмотрел ниже своего подбородка. Моя грудь и живот были стянуты влажными бинтами.
— Простите, что испортил вашу одежду, но вы были так изранены. И пусть вас не тревожит запах. Ваши повязки пропитаны специальным сортом целебных масел, уверяю, это поможет быстрее исцелиться. Но вот, боюсь, они весьма неприятны для органов обоняния.
— Как…
— Два дня и две ночи. Должен заметить, первую дюжину часов я был не на шутку обеспокоен. Я не был уверен, что вы вообще проснетесь. Это свидетельствует в пользу вашего здоровья и способности выжи…
— Нет… Как вам удалось убить ее?
— О. На самом деле это было нетрудно. Ведь она была такой хрупкой.
Мне показалось абсурдом употреблять относительно ее тела такое понятие, как «хрупкий».
— К тому же, хочу отметить, она была крайне увлечена погружением вас в воду. Как раз в связи с этим я обязан попросить вас об услуге, которая, правда, изменит тему нашего разговора — могу ли я спросить вас об одной вещи?
Мое молчание послужило заменой слову «да».
— Сколько вампиров вы уже убили?
Я был удивлен, услыхав это слово из уст другого человека. До этого дня только мой отец говорил о них как о реальных существах. Я решил, что он хочет покрасоваться, но все равно ответил ему:
— Одного, — ответил Эйб.
— Да… да, это похоже на правду.
— А вы, сэр. Сколько вампиров убили вы?