Авиатор: назад в СССР 8

— Я… же… хотела, — пыталась что-то сказать Лёля, но я ничего не понимал среди плача и шмыганий носом.

— Дуй, — заставил я её высморкаться в платок.

— Не могу.

— Дуй, сказал, — настоятельно повторил я, и Лёля сама схватила платок и высморкалась.

— Спасибо, Серёжа, — сказала Леля. — Я платочек постираю и тебе верну.

— Можешь оставить себе. Он новый. И… спасибо за картошечку и другие кушанья, но это лишнее. Мы с тобой и так хорошо общаемся, — улыбнулся я.

— Ты не обижаешься? — замотала головой Лёля.

— Нисколько. Мне пора. Хорошо, что мы разобрались, — сказал я и подмигнул ей.

— Сама галантность и вежливость! — захлопала в ладоши Ася. — Дал девушке надежду и пошёл своей дорогой. Это все мужики умеют хорошо делать.

— Ася, Серёжа не такой. Вот мы поговорили, и мне спокойно стало, — сказала пышечка Лёля и мило улыбнулась.

— Ага, да только как парня у тебя не было, так и не будет. В Афган за этим приехала небось?

— Ася, прекрати! — возмутился я.

Совсем уже крыша едет у Кисель.

— А ты кто мне такой, чтобы рот затыкать? Думаешь, пришёл, пару слов девчонке сказал и можешь уйти. Пускай, мол, надеется. Тебе же такая толстуха не нужна, верно?

— Рот закрой. Головой ударилась? — спросил я, но краем глаза заметил летящую ладонь в сторону лица Аси.

Лёля пару раз хлёстко огрела свою соседку по комнате и та приземлилась на стул позади себя. Не знаю, кто больше удивился — я или Ася после такого удара.

— Слышь, селёдка гнилая, — резко поменялась в голосе Лёля, будто в ней проснулось альтер-эго. — Закрыла рот и пили свои ногти дальше. На тебя тоже спрос среди мужиков небольшой. Ногти пили, сказала! — рыкнула на неё Леля, и Ася повернулась к столу, взяв в руки пилочку для ногтей.

— Лёля, людей бить нельзя. Ты девушка, — сказал я.

— Знаю, — снова запищала пышечка. — Не… не сдержалась.

— Ладно, больше не деритесь! Хорошо?

— Серёжа, можешь не волноваться, — улыбнулась Лёля, и я вышел из комнаты.

Вот так официантка-пышечка у нас. Не завидую я Асе. Ей ещё с ней жить и жить. Лёля так может и дедовщину устроить.

Ёё… Вот это я попал! Была у меня одна головная боль, а теперь две. И живут в одной комнате. Надо валить отсюда побыстрее. Слишком тут «взрывоопасно».

Глава 19

Декабрь в Шинданде мало чем отличался от предыдущего месяца. Днём солнечно и тепло, ночью — холодно. Да так зябко, что с «большой земли» были заказаны обогреватели.

Занимался установкой этих чудо приборов сам Гусько. Высчитал углы, с которыми будет дуть тёплый воздух, определил потребное напряжение в электросети, расписал график работы устройств. Не забыл всё это завершить двумя или тремя выпитыми стопочками разбавленного спирта, закусив при этом моим традиционным ужином.

— Серый, не знаю, кто это тебе передаёт, но ты эту девочку не обижай, — советовал мне Марик, угощаясь очередной рассыпчатой картофелиной из тарелки на столе.

Сегодня вместо селёдки, Лёля передала мне несколько кусочков жареной свинины. Так она и продолжает подкармливать якобы меня, но по итогу всю комнату. Ведь порцию пышечка Лёля делает как на десяток солдат.

— Это только ты следуешь принципу — наше дело не рожать, — сказал я, встав из-за стола, чтобы помыть посуду.

— Первый раз слышу о каком-то там принципе! — воскликнул Марик.

— У тебя вообще последнее время не только с понималкой, но и со слухом, видать, проблемы, — ответил на эмоциональную реакцию Барсова Савельевич. — Тебе Серёга просто до конца этот принцип не озвучил. Думал, что ты знаешь.

— Да? Не могли бы вы пояснить, что за принцип, Сергей Сергеевич? — начал выпендриваться Марк, продолжая при этом поглощать картошку.

— Если полностью, то принцип звучит в рифму. Наше дело не рожать — сунуть, вынуть и бежать, — улыбнулся я и Гусько закивал головой.

— И в чём здесь веселье, что вы так улыбаетесь? Куда и что я сую? — возмутился Марк.

— Не знаю. Могу прочитать тебе лекцию про размножение гомосапиенс, — посмеялся я. — Сам для себя решишь, как это происходит… технически.

— Тоже мне, нашёлся учёный Родинстотель или как там этого немца звали, — махнул рукой Марик, пытаясь сравнить меня с великим философом.

— Вообще-то, Аристотель был грек, а не немец, — поправил я Марика и вышел в коридор.

В умывальной комнате, куда я отправился с грязной тарелкой и вилкой, мне встретился Мендель.

Если бы в руках Паши был какой-то журнал с откровенными фотками, я бы не удивился. А тут какая-то тетрадь, в которой я разглядел формулы и штурманские расчёты.

— Серый, а я… вот… аэродинамику читаю. Конспект свою училищный, — сказал Паша, убирая за спину тетрадь и затягиваясь сигаретой.

По его дрожащим рукам было видно, как он нервничает. Вид, очень уж затравленный у Менделя, будто он провинился в чём-то.

К тому же зачем врать, что читаешь аэродинамику? В хорошо освещённой комнате можно было заметить кое-какие надписи на листах тетради. Ничего общего они не имели с аэродинамикой — «ключи» для штурманских расчётов по линейке НЛ-10 я узнал сразу.

— Молодец. Куда-то готовишься? — спросил я, и Мендель стал искать ответ на вопрос в своих мыслях.

Пауза затянулась на несколько секунд, я начал мыть тарелку.