— Абсолютно уверен. В лучшем случае, тебя бы обвинили в разрушении самолёта, если бы он разбился. А если бы ты не успел катапультироваться?
Костян поведал мне весь ход события, что происходило в кабине.
— Изначально хотел выключить двигатель в зоне, но тогда всё отразится в объективном контроле. Поэтому, идею забросил.
Уже после выхода из первой атаки, на высоте 4500, скорость была 850, и Костян решил, что в заднюю полусферу выйдет сразу из атаки, когда выполнит условные пуски.
— Но мысль пришла в голову сразу, как только увидел спутный след.
— И твой мозг начал работать по непонятной программе, смоделировав ситуацию с его использованием? — спросил я, на что Костя смиренно кивнул.
Бардин решил, что выключать двигатель, просто так, в зоне было не разумно. Но если загнать самолёт в рамки случайного попадания в спутную струю, можно списать всё на незначительную ошибку при выходе из атаки.
— И ты принялся подстраиваться к нам сзади в надежде цепануть поток?
Вот может ведь у него голова работать хорошо! Но только не в том направлении.
В общем, подходит в полёте к нам Костя ближе, а двигатель всё равно работает устойчиво. Уже в непосредственной близости от хвоста, выбрасывает самолёт Кости оттуда.
— Я смотрю, вы обороты добавляете. Думаю, мол, спалили мои намерения. Отворачиваю от хвоста и тут же рычаг управления двигателем на «Малый газ», а затем и на «Стоп».
Думал в тот момент Костя, что всё у него под контролем. Полная тишина не настала. Есть ощущение, что самолёт в плотном воздушном потоке.
— Обороты авторотации, сколько были? — спросил я.
— На роторе низкого давления вроде 70 %. Высокого давления показывал и того выше. Сейчас уже не упомню.
А дальше мой друг действовал как по инструкции. Тумблер «Запуск в воздухе» включил, рычаг управления двигателем на «Малый газ». Пошёл звук запуска…
15 секунд и ничего. Затем ещё раз и снова неудачно.
— Где-то через секунд 35 только запустился двигатель. Я уж думал всё, если честно…
— Тебя не смутило, что «свечи» запуска могли сгореть, если бы ты «Запуск в воздухе» не отключил через 40 секунд? — снова спросил я.
— Серый, тебя там не было. Ты откуда это всё знаешь, что и как делать? Сам-то запускал в полёте? — снова съехидничал Костя.
— В моём случае мой двигатель на «элочке» атаковала птица. У тебя же всему виной твоё личное желание самоутвердиться…
— Ты вот только не читай мне нотации.
— Кто, если не я тебе скажу, что ты не прав.
После этих слов Костян призадумался. Я же не стал ждать его ответа и направился к двери.
— Серый, что мне будет за это? — спросил он.
Хотелось его нацелить, что санкции от начальства в этом деле не самое важное. Главное, чтобы он понял свою ошибку. Думаю, что до этого он сам дойдёт.
— Предполагаю, что Фёдорович сам разберётся.
После этого я вышел в коридор и направился в стартовый домик, ожидая окончания полётов. В голове ещё не улеглись рассуждения по поводу сегодняшних событий, а новые уже начинались.
Как раз я проходил мимо кабинета командира полка.
— Что вы этим хотите сказать? — донесся из-за дверей Доброва до меня знакомый голос нашего командира эскадрильи.
Тон у Реброва был не совсем уважительный. Вряд ли он так будет разговаривать с Геннадием Павловичем.
— Вольфрамыч, успокойся, — сказал Добров. — Я не понимаю, товарищ подполковник сути ваших обвинений.
— Во-первых, товарищ Ребров не провёл в должном объёме разбирательства по событиям той самой субботы…, — это говорил Брусков.
Совсем недавно, его назначили замполитом училища. Он даже не успел ещё полковника получить, а как развернул сразу бурную деятельность! Теперь решил припомнить Реброву все косяки третьей «пьющей».
— Я тебя забыл спросить, что мне делать с моими подчинёнными, ты конч… — рыкнул комэска.
— Гелий Вольфрамович! — остановил реплику Реброва Добров. — Остынь!
— Нет, что вы, товарищ полковник, — слегка усмехнувшись, сказал Брусков. — Пускай говорит, если ему погоны жмут…
— Ах ты тварь! Квадратный мешок с фекалиями! Сейчас я тебя…
В кабинете послышался шум падающей мебели и призывы остановиться. Затем очередные угрозы, выражение эмоций и несколько ёмких фраз от Реброва.
— Вам, Гелий Вольфрамович, пора на пенсию. И я её вам устрою, — сказал Брусков.
За дверью послышались шаги, которые возвестили о том, что мне пора ретироваться. Сделав несколько шагов к лестнице, я затихорился за углом. В этот момент спускался Костя, которого я затянул за собой.
— Тихо, — шепнул я.
Дверь кабинета командира открылась, и кто-то вышел в коридор, проклиная фамилию Реброва.
— Брусок? — спросил шёпотом Костян, на что я, молча, кивнул. — Чего это он?
— На Реброва наехал. Многое ему припомнил, — прошептал я.
Как только шаги замполита стихли, мы продолжили своё движение. Да только не далеко. Открылась дверь кабинета командира, из которого вышел Ребров, дыша как бык во время схватки с матадором.
— Так, Родин и Бардин. Чего мы не в стартовом домике? — спросил комэска.
— Лётные книжки относили, товарищ командир, — сказал я.
— Отнесли?
— Так точно.
— Обороты «Максимал» и на своё законное место, — сказал Гелий Вольфрамович, пройдя мимо нас.