Авиатор: назад в СССР 4

Самолёт Бардина потихоньку снижался, нервно покачивая крылом. Однако, скорость особо не терял. Чего он молчит? Если какой отказ, так сказал бы.

— Гранит, 883й, выключение двигателя в полёте. Запуск не проходит.

Начались подсказки в эфир, но время идёт, высота падает. Швабрин всё это слушает и слушает, но молчит.

— Может им сказать, что пока скорость не будет 800 км/ч, двигатель не запустится? — спросил я.

— Вот и я про тоже.

Прошло ещё несколько секунд, прежде чем Костян всё же доложил в эфир.

— 883й, двигатель запущен. Обороты норма. Готов продолжить…

— Гранит, 814й, заканчиваем задание. Курс на точку, — вышел в эфир Швабрин, но голос его был недовольный.

Я не торопился что-то спрашивать у Фёдоровича. Ему бы нужно остыть немного. Как мне кажется, после посадки у него будет серьёзный разговор с Костяном.

— И ничего не спросишь, Серый? — запросил меня Швабрин, когда мы снижались в направлении аэродрома.

— Что так разочаровало вас? В вашем голосе я услышал недовольство.

— Слишком кто-то в свои силы уверовал. Рано ещё таким заниматься. Надеюсь, он меня услышит, когда я с ним буду разговаривать.

Кажется, Фёдорович считает, что Костян сознательно мог выключить двигатель. Знаю, что у испытателей есть такие полётные задания на выключение и запуск двигателя в полёте. Но то опытные лётчики. Нам пока такими вещами рано заниматься.

После посадки и заруливания, Федорович сказал мне, чтобы я шёл в наш кабинет и позвал с собой Костю.

Пока я снимал с себя противоперегрузочный костюм и остальные элементы обмундирования, ко мне со всех ног бежал Костя. Его ЗШ-3 перемещался из стороны в сторону, а хлястики взмывали в вверх, словно уши у спаниеля. Да и улыбка такая же, будто он за мячиком бежит.

— Родя, ты видел, как я вывел? Нормально ведь вышло? — спросил он, подбегая ко мне.

— Конечно, видел. Что случилось? Двигатель встал?

— Ну как встал, — поёжился Бардин. — Короче, я попробовал выключение, и запуск двигателя в полёте. Испытатели такое постоянно…

Договорить я ему не дал. Схватил за лямку подвесной системы и притянул к себе. Такого не ожидал услышать от своего друга.

— С ума сошёл? Чего творишь, Костян? — зарычал я на него.

— Родя, пусти, — попытался отбиться этот ас от меня. — Чего началось?

— Мы думали, что у тебя реальный отказ. Оказывается, ты себя героем почувствовал? Зачем эти выкрутасы?

— Пусти, сказал! — крикнул Костя. — Тебя забыл спросить, что мне делать! Сам-то выкобениваешься покруче некоторых. То с одним начальником, то с другим полетаешь. В поле посадил, орден получил, а другие, думаешь, не хотят…

Я оттолкнул его от себя как можно сильнее. За отказы мне ещё никто не предъявлял претензий. Будто бы я хотел подвергать себя опасности специально.

— Тебе острых ощущений не хватает? Задница мало потеет в комбезе во время полёта? — подошёл я к нему ближе. — На твоём месте, я бы здесь не кричал. Народу много.

— Что, правда, глаза колит? Не дали тебе отдельно полетать, так ты теперь меня сдать решил? — ехидно улыбнулся Костя. — А ещё друг…

— Тебя никто не сдаёт. Сам же кричишь на всю Ивановскую. В кабинет пошли — Швабрин ждёт.

Закинув вещи в здание высотного снаряжения, мы заспешили в наш класс. Сейчас у Фёдоровича должен состояться серьёзный разговор с Костей. Главное, чтобы он понял свою ошибку.

— Иван Фёдорович, разрешите получить… — вошёл в класс Костя, но тут же был схвачен за ворот комбинезона, словно котёнок. — Вы чего?

— Иди сюда! Я тебе покажу, — подвёл он его к окну.

На заднем дворе в это время стоял возле мусорки человек. Это был штатный водитель мусоровоза, который два-три раза в неделю вывозил отходы из баков. Передвигался этот парень, выглядевший старше Швабрина, скованно и очень сильно хромал. А правая рука у него почти не двигалась. Даже не представляю, как ему тяжело управлять автомобилем с такими недугами.

— Знаешь это кто? Веня Смиренко, учился на три года старше меня. Мог бы стать лётчиком. Грезил службой в испытателях. Теперь видишь где он? — спросил Фёдорович, придвинув голову Кости к стеклу. — Чего молчишь?

— О чём мне вся это история должна сказать? — продолжал дерзко разговаривать Бардин.

— Веня, на четвёртом курсе, решил вместо полёта на средней высоте, в зоне на предельно-малой покуролесить. На спор! Крутился так, что потерял управление. Еле-еле посадил его в поле, но совсем неудачно, как видишь.

Дерзкое выражение лица Кости сменилось растерянностью. Не ожидал он такой пример увидеть перед собой.

— Тебе уже говорили, что небо ошибок не прощает? Веня — это яркий пример этого. Одна ошибка и всё закончится, — сказал Швабрин, отпуская Бардина. — Подумай над тем, что ты сегодня сделал.

Иван Фёдорович взглянул на меня и направился на выход, оставляя нас одних. Молчаливая пауза продолжалась около минуты. За это время Костя ни на секунду не отвлёкся от окна. Как только послышался звук закрытия двери машины, Бардин повернулся ко мне со слегка бледным лицом.

— Я думал, что уже могу. Серый, ты всё ещё считаешь, что это было зря? — спросил Костян, присаживаясь за парту.