После всего этого в Англии было введено военное положение. Страну разделили на одиннадцать округов: во главе каждого стоял генерал-губернатор, долженствующий представлять собою образец богоугодного поведения и решительно бороться с пьянством, богохульством, театральными зрелищами и так далее. Убедившись на примере Пен-руддока, что его политика примирения с противниками была ошибочной, Кромвель вновь попытался восстановить правление «святых». Он заявил, что те, кто попытается выступить против протектората, а также открытые сторонники Карла будут либо брошены в тюрьму, либо отправлены в ссылку. Это был самый непопулярный из политических шагов Кромвеля. Раздулась, чего можно было ожидать, гражданская полиция, что совершенно не нравилось людям; «децимация», которой оказались подвергнуты роялисты и их сторонники, вместо лекарства от ран оказалась солью на те же самые раны, а генерал-губернаторов с их неясными полномочиями просто презирали.
В придачу ко всем переживаниям в Кёльне появилась Люси Уолтер с сыном — и без гроша в кармане. 11 января 1655 года Карл подписал указ, согласно которому ей назначалась ежегодная пенсия в размере 415 фунтов, которую она должна была получать в Антверпене — как можно дальше от двора. Четыре месяца спустя Карл получил от сестры письмо, в котором говорилось, что Люси, осевшая к этому времени в Гааге, подумывает о замужестве. Карл немедленно отправил к ней лорда Таффе с наказом, во-первых, сообщить, что вышлет деньги при первой же возможности, а во-вторых, попросить ее быть поменьше на виду, ибо пребывание бывшей любовницы короля в голландской столице наносит ущерб его репутации.
Вся эта история не на шутку беспокоила Карла, во всяком случае, в начале 1656 года он почувствовал потребность привлечь Дэииэла О'Нила, известного среди друзей под прозвищем «Хитроумный искусник», в качестве тайного агента; ему вменялось изучить ситуацию и решить, следует ли королю забрать ребенка. Картина О'Нилу открылась весьма неприглядная. «Любой ее шаг, даже самый незначительный, — писал он королю, — связан с именем Вашего Величества». Роман Люси с женатым Томасом Ховардом (двойным агентом Кромвеля) настолько шокировал добропорядочных гаагских бюргеров, что оранжистам не терпелось избавиться от этой женщины. Ко всему прочему Люси шантажировала ее собственная служанка, угрожая не только сделать связь с Ховардом достоянием самой широкой публики, но и раскрыть тайну двух ее абортов. О'Нил не готов был поручиться, что этот последний слух соответствует действительности, однако он был поистине потрясен, когда загнанная в угол Люси предложила ему решить проблему служанки, забив той во сне иглу в висок. Осуществление этого дикого замысла О'Нил предотвратил, но когда Люси напомнила ему, что король обещал ей прислать денег, он написал Карлу, умоляя его ни в коем случае не делать этого, ибо дама просто пустит их на ветер, а потом потребует еще. О'Нил также советовал Карлу, если он решил признать юного Якова своим законным сыном, как можно скорее забрать его у матери. Ребенок живет в явно неподобающей обстановке, его воспитанием никто не занимается. «Где бы он ни находился, от материнских штучек ему не уйти, — писал О'Нил. — Достойно великого сожаления, что такой славный ребенок оказался в руках женщины, которая даже не удосужилась научить его читать и считать, хотя развит он не по годам и учиться хочет».
Все эти личные драмы разыгрывались на фоне растущей нищеты. Королевский пансион по-прежнему выплачивался нерегулярно, Хайд писал о неоплаченных долгах, порой обеды приходилось ограничивать одним блюдом, а как-то раз король десять дней подряд не мог позволить себе мяса. Окружению Карла жилось еще хуже, и, естественно, он тяжело переживал это. «Мое молчание не должно вас удивлять, — писал Карл престарелой леди Норвич, — мне тоскливо и холодно, нет денег, нет одежды, вообще ничего нет, единственный мой камзол не то чтобы вполне сгорел, но сильно подпалился, и пришлось его подрезать». Даже у кромвелевских соглядатаев проснулось нечто вроде сочувствия к Карлу и его окружению. «Как они только выживают, лишь Богу известно, — писал один из них. — Мне бы точно не удалось!» Мелкие неприятности только усугубляли ситуацию. Как-то король отправил письмо Энтони Эшли Куперу, сыгравшему впоследствии большую и весьма неоднозначную роль в его судьбе. В письме Карл писал между прочим, что его блестящий корреспондент легко поймет, «насколько все будет пребывать в подвешенном состоянии», пока он не вернет себе «принадлежащее по праву, а это в свою очередь подарит стране мир». Но маленький и слабый Купер, чей тонкий ум был подобен флюгеру, как раз в этот момент поставил на Кромвеля и даже не откликнулся на письмо Карла. Будущее явно следовало искать где-то в другом месте.