Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Герцог Йоркский, судя по всему, все еще находился под влиянием полковника Бэмпфилда, способствовавшего его бегству из Англии, и Карл, убежденный теперь, что этот скользкий тип к тому же еще и кромвелевский шпион, писал брату, чтобы тот не доверял ему ничего серьезного. В это письмо он вложил и записку, адресованную другому своему брату — тринадцатилетнему Генриху, герцогу Гло-стерскому. Этому мальчишке, всеобщему любимцу, было разрешено остаться с матерью в Париже на том, однако, условии, что он будет сохранять верность англиканству и противостоять любым возможным попыткам Генриетты Марии обратить его в другую конфессию. «Тебе следует побольше читать и прилежно заниматься, — писал Карл брату. — Каждый день надо хоть немного времени проводить со своим наставником, которому ты должен выказывать любовь и почтение». Кое-какой эффект эти наставления имели, во всяком случае поначалу.

Когда в Спа началась эпидемия оспы, двор переехал в Экс-ла-Шапель, где брат с сестрой ходили на воды, принимали щедрые дары отцов города, посещали вечерние службы в местном соборе, заодно разглядывая там образцы древностей: Карл, например, с любопытством сравнивал свой меч с хранящимся здесь мечом Карла Великого. Все это сопровождалось соколиной охотой и балами, затягивавшимися порой до рассвета. Хотя сам Карл никогда ими особенно не злоупотреблял, о придворных его того же не скажешь, и порой увеселения заканчивались жестокими ссорами. Однажды Карл, который неизменно следил за исполнением запрета на дуэли, с трудом предотвратил поединок между Рочестером и лордом Ньюбери, а одного кромвелевского соглядатая как-то разбудил грохот ломающейся мебели — это вступили в пьяную потасовку лорд Уэнтуорт и майор Босуэлл. По утрам, когда гуляки страдали от похмелья, Карл, как правило, в темном камзоле, на фоне которого выделялись белые шелковые чулки и звездообразный орден Подвязки, отправлялся в сопровождении пяти-шести дворян — из тех, что посдержаннее, — через весь город за сестрой на воды. Вид у него был вполне беспечный, однако же один из людей Кромвеля сообщал: «Несмотря на все увеселения, мне кажется, что король носит какую-то тяжесть в сердце». Так оно и было. Карл продолжал оставаться изгнанником, и когда Мария наконец засобиралась домой в Голландию, Карл решил сопровождать ее до самого Кёльна, где, в случае согласия жителей, можно будет остаться.

Королевский кортеж был встречен залпом из тридцати орудий и ружейной стрельбой. Карла с Марией поселили в красивом просторном доме с садом, принадлежащем одной вдове-протестантке. У дверей им салютовали двести мушкетеров, видные граждане выступили с приветственными речами, вино лилось рекой. Затем брат с сестрой направились в иезуитский колледж, где их угостили виноградом и фруктами. За мирной трапезой Карла с Марией и застал человек Кромвеля, подосадовавший, между прочим, что ему самому ничего не досталось: к тому времени как он добрался до буфета, все уже было съедено. Хотя бургомистр Кёльна, человек, по описанию Хайда, «меланхолический и капризный», игнорировал приезд короля, горожане, напротив, выказали ему самое доброе расположение и даже заплатили долги. Тем не менее, когда Карл вернулся в Кёльн после пышной поездки в Дюссельдорф и печального, со слезами, расставания с сестрой в Ксантане, его ждали неприятности.

Столь славно проведенные летние каникулы оплачивала в основном сестра, а теперь Карлу пришлось вплотную заняться своими финансовыми делами. Они явно оставляли желать лучшего. Европейские державы платили нерегулярно, обещания императора так и остались обещаниями. Французский пансион также не отличался постоянством, к тому же Джермин без зазрения совести вычитал из него немалые суммы в качестве компенсации за услуги королю. Рочестер вновь обратился к европейским хмонархам и кое в чем преуспел, однако, поскольку большая часть этих денег уходила на переписку и гонцов, через которых поддерживалась связь с союзниками в Англии, Карлу пришлось значительно ужаться в расходах. Он продал своих великолепных борзых — правда, один легкомысленный роялист тут же подарил ему новую свору. Карл не мог себе позволить заказать слугам новые ливреи и даже вынужден был отказаться от дорогой муфты, без которой никак не обойтись на колючем ветру, — а ведь он любил продолжительные прогулки по городу. Пришлось выбирать муфту подешевле. К весне следующего года король снова основательно залез в долги.