Ядзуми было уже около пятидесяти — примерно столько же, сколько и Ариге. И должность, бы, неплохая — заведующий коммерческим отделом, но он так и остался робким, начисто лишенным собственного мнения человечком: только и знает что следить за выражением лица начальства. Правда, под началом у заведующего отделом всего два сотрудника. Но на него все равно нельзя полагаться в серьезных коммерческих вопросах — умом не вышел, да и солидности маловато.
— Кроме Исимори, ни одного толкового работника, — сердито проворчал Арига, снял с вешалки висевшее на стене пальто, набросил его на плечи и вышел из редакции, находившейся на пятом этаже. По лестнице он спустился бегом.
У Ариги уже появились первые признаки диабета, и он, чтобы хоть как-то восполнить недостаток движения, предпочитал не пользоваться лифтом. Покачиваясь на ходу, словно кукла ’’дарума”[3], Арига несколько раз повторил: ’’Как там Исимори?” С самого утра ему почему-то не давала покоя мысль о любимом сотруднике.
У Ариги была привычка писать свои статьи по утрам, в постели, лежа на животе, и сегодня кончик карандаша обломился на первом же иероглифе. Каждое утро карандаш выполнял роль гадальной палочки. По тому, обломится грифель или нет, Арига судил, каким будет наступающий день. Он всегда сильно нажимал на карандаш, поэтому остро заточенный кончик частенько ломался. Если это случалось на первой же строчке, день не предвещал ничего хорошего. В такой день чек, выданный клиентом в оплату за объявление, оказывался недействительным или с кем-либо из сотрудников газеты случалась какая-то неприятность. Арига иногда думал, что все его беды начались с той самой первой жизненной неудачи — провала на экзаменах в газете ”Тотё тайме”. В тот день у Ариги тоже сломался карандаш, когда он начал писать статью на заданную тему.
Именно тогда у него впервые появилось это зловещее предчувствие. Оно сбылось — Арига не выдержал экзамен. С тех пор, несмотря на насмешки окружающих, он упрямо придерживался собственного метода гадания о судьбе.
Сегодняшнее гадание предвещало беду. Перебрав в памяти шестерых сотрудников редакции, он вспомнил, что один из них — Исимори — уехал в Фукуоку за материалом. Придя в редакцию, Арига позвонил по междугородному телефону в гостиницу, где остановился Исимори, но связаться с ним не смог, так как тот уже выехал. Мысль об Исимори, как соринка в глазу, беспокоила его весь день.
Спускаясь по лестнице, Арига спросил у шедшего сзади Ядзуми:
— Исимори, кажется, должен быть в редакции завтра днем?
— Он вернется экспрессом ’’Сакура”. Днем, думаю, покажется в редакции...
— А он точно сел на ’’Сакуру”?
— Наверно...
— На твоем ’’наверно” далеко не уедешь. Плохо следишь за сотрудниками! — сорвал Арига зло на заведующем.
У выхода из здания поймали такси.
— В ’’Парк-отель” на Восточной Гиндзе! — приказал шоферу Арига. Поудобнее расположившись ,на сиденье, он скрестил руки на груди, закрыл глаза и задумался. Почему его так беспокоит Исимори? Отчасти, по-видимому, потому, что утреннее гадание предсказало несчастье. Но пожалуй, главным образом из-за того, что Исимори напоминал ему самого себя в молодости.
Что-то есть у них общее в характере. Прямой, честный, горячий и в то же время не прост, трезво смотрит на вещи. Из-за неумения выслуживаться так и не сделал карьеры в солидной фирме.
По радио передавали новости.
Арига прислушался. Скоро зацветет сакура на Хоккайдо, где-то дорожное происшествие, поджог...
Ничего такого, что могло бы заставить заведующего политическим отделом крупной газеты покинуть свой кабинет и рыскать по городу в поисках материала...
Новости сменились комментарием. Бесстрастным голосом радиокомментатор поведал слушателям, что японцы ежегодно тратят на игру в патинко один триллион пятьсот миллиардов иен, что составляет примерно один процент валового национального продукта. Примерно такова же сумма оборонных расходов Японии. Значит, при составлении бюджета нужно руководствоваться золотым правилом — оборонные расходы должны составлять не более одного процента валового национального продукта. Иными словами, не превышать траты на патинко.
Вывод был: ’’Япония — поистине мирная страна”.
Рассеянно слушая идиотский комментарий, Арига не переставая думал о том, что могло бы означать отсутствие Масагаки.
Этот комментарий — жонглирование цифрами, пустая болтовня. А там, в Нагата-тё[4], в залитом дождем Токио, несомненно, происходит нечто серьезное. За это Арига готов был поручиться. Хоть он всего лишь малоизвестный журналист от обувной промышленности, но интуиция профессионального газетчика, уже много лет следящего за развитием событий в политической жизни и экономике, подсказывает ему, что назревают серьезные события.
— Может быть, выплыла афера со страной К., — открыв глаза, сказал вслух Арига. — Или все министры подали в отставку...
— Что? — недоуменно вытаращился сидевший рядом Ядзуми.