Не то, чтобы Командир волновался за разъезды. Как раз на периметре засыпаться он боялся меньше всего - скрытное наблюдение это первостатейный навык хорошего бойца-диверсанта или глубинного разведчика. Другое дело, что ночь жандармская ала в полном составе проводила на территории "Кувшина", - и это как раз, было плохо... У него имелось всего девять бойцов, включая и Геннеорга, и атака на шестьдесят человек жандармов, даже частью мирно ночующих в казарме, выглядела мероприятием из разряда безнадежных. Конечно... Был план. Но вдруг что-то окажется не так?!! Командир до сих пор не понимал, с какой стати задумка должна сработать. И до сих пор же недоумевал, что ему делать в противном случае...
Запасной план, по сути, отсутствовал. Ночной кошмар профессионала.
Он посмотрел на свои дорогие военные часы, роскошный водонепроницаемый и ударопрочный хронометр с "торфельдским особым механизмом" и четырьмя вспомогательными циферблатами. Светящаяся стрелка основного показывала половину шестого вечера. Остался всего час... Он спрятал бинокль в чехол и жестом подозвал Молчуна. Пора было начинать последние приготовления к операции...
В шесть вечера на всей базе зажгли огни, освещая не только периметр, но и дорожки между бараками, складскими и хозяйственными помещениями, а также между лесенками, ведущими на вершины огромных цистерн. В вечерних сумерках "Кувшин" смотрелся каким-то ярким пятном, подобно алмазу светящимся в темноте посреди суровых холмов... Люди привычно лениво парами ходили от цистерны к цистерне, проверяя свинцовые пломбы на лючках, часовые меняли друг друга на ужин... Все протекало буднично, но нигде не было заметно и капли расхлябанности - все вовремя, все согласно инструкциям...
И, пока! - согласно плану, разработанному Руководством.
...Когда в семь по-настоящему стемнело, Командир бесшумно прочитал "шаадун", неотрывно глядя в бинокль. Молчун в двух шагах от него чуть слышно шевелил губами, - наверное, обращался на свой лад к Единому... Сородичи Молчуна в этом отношении вызывали у Командира сдержанное уважение, - они верили, верили истово и беззаветно, как почти разучились верить прочие нордлинги. Да и в Султанате, скажем честно, тоже. Лучшие из уроженцев горных равнин у истоков Гландуина вместе с верой предков впитали и доблесть воинов, и непоколебимое упорство (естественно, всеми соседями прозванное ослиным упрямством). Да, Командир был не во всем согласен с идеологией поздних Трилистников - "Святого Карноха" и "Святого Патрикия". Не системный подход, многовато радикализма... Но он, в отличие от многих нордлингов, узнал юных дунландцев слишком хорошо, чтобы не понимать, откуда бралась в них жестокая, беспощадная непримиримость. Помимо того, что все они в последней войне у себя дома потеряли многое (а то и - все), они принадлежали к народу, многие столетия мирящегося с ярлыком "проигравшего". Их язык запрещали одни правители, и узаконивали другие, национальную территорию делили по своему усмотрению, отхватывая те или иные куски от неё только для того, чтобы удовлетворить амбиции каких-нибудь капризных, но влиятельных вельмож Рохана, Минхириата и даже далеких восточных княжеств. После передачи титула Роханского Короля владыке Минас-Тирита, ситуация стала для горцев полегче. Однако этот народ, казалось, совершенно лишенный амбиций и сил для сопротивления, все эти века с непонятным упорством помнил о жестоких унижениях, которые претерпел. Тот редкий случай, когда обида с годами становилась только ядренее, как хорошее вино... Обида, впитавшаяся в кровь и мозг каждого горца, сохраненная, как и родной язык - "даллик", так и не вытесненный всеобщим полностью, нашла выход по первому же серьезному поводу. Можно ли считать серьезным поводом включение в состав Рохана шестой части территории Дунланда? Однако понадобилось пятилетнее Умиротворение, чтобы хотя б отучить дунландца хватать винтовку каждый раз при виде одетого в форму нордлинга. Командир все видел своими глазами. Он там был. И, пожалуй, все, что потребовалось от него, когда он воспитывал этих обездоленных войной детишек, так это - отучить их отдаваться в поток священной ненависти, не позволять ярости застелить глаза в ответственный момент. Ярость - это не плохо. Но в её водовороте недолго и утонуть... Все остальное они поймали, поймали брошенное им на лету. Твердая решимость к действию была у них в крови, выдержанная и готовая к немедленному употреблению.
...Когда Командир тихо, почти что мысленно прошептал заключительное "