Ave commune!

Давиан не может справиться внутри себя с ощущением холодной жестокости бытия, которое намеривается его сломать. Он понимает, что это место не лекарство, а что-то вроде средства для снятия симптомов и временного успокоения. Но что делать дальше? У него осталась только Юлия, прошлое которой сокрыто мраком её недоговорок, а сама весьма странная личность. Но даже она – гарант, спасающий Давиана от полного одиночества. Она, в мыслях парня, – товарищ и возможно в будущем друг, цепляясь за которого Давиан не упадёт в чёрную бездну безнадёги.

Давиан осознал, что он заложник всего, что его обложили со всех сторон. Дружба и доверие осквернены системой «народного доклада», когда каждый партиец рад кляузничать в Народную Милицию, чтобы выполнить свой долг. Свобода и развитие попросту задушены здесь той самой тоталитарной демократией, когда каждый шаг, каждое действо находятся под контролем сотен людей и всё делается только с их санкции. У него даже нет его вещей, ибо равенство и доктрина общественной собственности лишили его «чего-то своего». Он ничем не отличается от всех, а всё его принадлежит каждому.

Весь этот каскад мыслей, направленный к одному – теперь ему придётся здесь провести остаток жизни, вызывает чувство яркого исступления, которое взорвалось в душе. Давиан чувствует, как гнев, клокочущая ярость и бурлящая злоба готовы вырваться наружу. Он чувствует, что его дух буквально сгорает от ненависти ко всему, что раньше было чтимо, а в глазах замерцали огоньки безумия. Ему не хватает воздуха, а до груди коснулось болезненное ощущение, словно ему дотронулись до сердца, и грудина сжалась от холодного страха, неприязни и ожесточения одновременно.

– Тише… тише… покой, – Давиан тяжело вздыхает парень, – всё будет в порядке. Тише.

Минуты две юноша просидел в полной тишине, не смея её сотрясти. Полная, абсолютная погружённость в самого себя. «Раб, заложник обстоятельств, в которые сам и стремился. Ну, какой идиот ещё может самолично, радостно и с прытью бежать в клетку? Ну, какой ещё дебил на это способен, если не я?» – корит себя парень, опустив лицо на ладони, опёршись руками о колени.

– Отступник? – так о себе подумал Давиан.

Да, именно отступник, ибо дальше мысли парня были наполнены идеями того, что он предал всё то, о чём думал и во что верил. Он – Давиан бежал из Рейха в тщетной найти мир, который примет его с распростёртыми объятиями и поначалу так и было. Но затем, что-то изменилось. Со смертью друга с мира перед его глазами сорвали маску, и он увидел его истинное лицо.

– Какой-же я идиот.

– А, ты что-то сказал?

Давиан резко поднял голову и разглядел силуэт источника тихого женского, чуть грубоватого, голоса.

– Юля? Что ты тут делаешь? – смутился Давиан.

– Я искала тебя. Знала, что стоит только один раз тебе показать это место, и ты сюда зачастишь ходить сюда.

– Ох, ладно.

Давиан посмотрел, как девушка, на которой светло-серые брюки, выглаженные, чистые, у голени скрываются под такого же цвета сапогом, а на торс ложится лёгкая курка из кожи. Волос девушки расправлен и закручен и с каждым шагом сотрясается, слабо пружиня и подёргиваясь. Её шаг лёгок и аккуратен и Давиан сам не знает, почему не может унять взгляда от неё.

– Как хорошо, что ты пришла, – чувство радости лёгкостью разлилось по груди при виде того, как девушка села у дерева, прямо на мягкий жёлто-золотистый ковёр, откинувшись спиной на чёрствый ствол. – Я прям рад, что ты здесь.

На Давиана посмотрела Юлия и Давиан, нашёл покой в её светло-коньячных очах, наконец-то успокоившись и взяв себя в руки. Он ощутил, как от него отступили мрачные мысли, как на мгновение его отпустила эмоциональная буря.

– Давиан, – голос, мягкий, чуть грубый донёсся от девушки. – А что ты тут делаешь? А то после утренней проповеди ты как-то быстро пропал.

– Я пытаюсь разобраться в себе… кажется, что с меня хватит всего этого. – В речи промелькнула нотка садни. – Всё, финиш.

– Ну-ну, давай по подробнее, – заинтересовалась девушка.

– Знаешь, Юля, я думаю,… нет, я понял, я знаю – пора кидать всё это дело. Я больше не могу, я не смогу больше следовать выбранному пути.

– А зачем выбирал, если путь оказался тяжёл? Давиан, сколько я тебя знаю, ты всегда держал дух, сейчас что случилось?

– Слишком много понял, – буркнул хмуро Давиан. – С меня хватит этого равенства и общности. – Рука юноши устремилась к шее. – Мне по горло этих идей коммунизма и партийного язычества. Всё, хватит с меня этого!

Юлия молчит, мудро соблюдая тишину. Она не стремится винить парня и не желает его сильней загонять в пучину грызни и обвинений самого себя. «Пусть выскажется, сейчас это более важно… да, высказаться – вот что ему сейчас нужно, эта та роскошь, которой мы не обладаем сегодня». – Пронеслось в мыслях девушки, и она тихо и аккуратно сказала:

– Продолжай.

– Что продолжать?

– О чём говорил? И что же ты такого понял, что привело тебя к таким мыслям? Скажи, почему ты именно так всё решил?