Ave commune!

Однако сию секунду Давиан вспоминает, что тут нет ни культуры, ни искусства, а есть только «политическая необходимость». Если необходимо нарисовать картину, то полотнище будет посвящено Партии или идее «общности коммунального народа», а его образ будет срисован с сотни и тысячи таких же. Если необходимо будет написать песни и стихи, книги или статьи, то каждое слово в них, каждая строчка будет полыхать жарким огнём идейного язычества. А само слово, которым будет изложена пламенная речь, будет вторить тысячам таким же.

«Лишь подобие искусства и культуры» – разочаровался Давиан, подняв голову и увидев, что его окружает.

Улицы в этом месте Улья узки, чем-то напоминают улочки старых итальянских городов – такие же маленькие и скрыты в тени гротескно нависающих построек. Стены, безликие и мрачные, зданий пышут ходом и неприветливостью, аж мороз и мрак пробирают до самых глубин души. И всюду попадаются плакаты. Глаза, горящие огнями адских углей, лидеров Партии смотрят, неустанно, прямо в душу, вызывают кипящее чувство страха. Стяги и флаги измараны символикой и предостережениями. «Не сотвори себе партии иной, ибо есть только ода истинная – Великая Коммунистическая». «Да пребудут с тобой мудрость и ум Маркса и Энгельса – пророков первокоммунистических». «Почитай Партию и общество».

– Проклятье, – шёпотом выругался парень, минуя эти самые флаги и стяги, которые прорезали сознание лозунгами и призывами, сквозь монохромную бесцветную бытность.

Едва ли всё это можно назвать воплощением человеческой натуры в искусстве. Это его подобие, продукт, который используется для создания атмосферы плавления, душевного жара, который необходим, чтобы сплавить народ в единую массу, мешанину. А так намного легче управлять толпой, когда она не что иное, как массивное образование.

Ноги несут Давиана прочь от всего этого. Он улочка за улочкой, переулок за переулком юркнул в небольшой поворот и вскрылся с глаз тысячи камер и ушёл прочь от вездесущего ока общественности.

Здесь он может наконец-то отдохнуть от идей, к которым раньше питал неистовую любовь. В этом месте его дух умиротворялся, а сознание приходило в порядок, освободившись от ежесекундного гнёта народного контроля.

Давиан шагает по длинному тоннелю, идя прямиком навстречу острому свету, что влечёт подобно фонарному столбу мотыльков и мошек. Ещё пару метров парень миновал и яркий свет рассеялся, даруя обозрению прекрасное и практически забытое место, что делает пребывание здесь ещё милее. Местность, совершенно небольшая, метров пять на пять, ужата малоэтажными постройками, обращёнными сюда торцами, лишёнными окон. Тут, в тени невысокого дерева, спрятанного крышами домов, настигает приятное ощущение свободы и лёгкости.

– Вот ты где, – не боясь быть услышанным, Давиан сказал в полный голос, когда увидел небольшую лавочку.

Юноша присел на старенькие деревянные выцветшие доски и скинул вуаль капюшона с лица, давая себе увидеть прикрасы этого места в полную силу. Дерево, сбросившее листву и выстлавшее ковёр жёлтых листьев, у подножья совсем не качается, стоит мирно и тихо. Кустарники у стен скрыли подножья зданий причудливой мишурой веток.

– Как же тут тихо и спокойно.

Давиан не стесняется здесь говорить самим с собой. Он рад, что вчера, во время прогулки ему это место показала Юлия. Бедная девушка после адской демонстрации долго скиталась по Улью, не зная, куда податься, чтобы спрятаться от всевидящих тысячи глаз народного контроля и однажды попросту забрела сюда, чисто случайно. Скорее всего, это место раньше использовалось для партийных собраний и народных голосований, сила решений которых не более чем улица. Но не теперь. Ныне место это освобождено от тлетворного влияния Директории Коммун, поскольку попросту забыто ею. Вот так вот время вычистило из себя места сам дух Коммуны, только стоило ей уйти, забыть про то, что ещё где-то есть маленький, жалкий, участок землицы, не подчинённый ей… и, естественно, народу.

Душа, дух и тело парня здесь отдыхают, наполняются сил, чтобы не быть сломленными и превращёнными в деталь от бездушной машины, имя которой Директория Коммун.

– Ох, если бы Пауль увидел это место, если бы тут был. Ох, не случилось бы с ним всего этого, не произошло такого. – Опечалился Давиан, вспоминая о друге.

В последнее время парень стал часто вспоминать Пауля, ибо медленно, но верно, ощущение одиночества накрывает его с головой. «Я же видел, как он смотрит, он же пытался сказать, что всё творящееся здесь – неправильно. Он же пытался намекнуть на тот яд, который таится в идее, отравляющей Директорию Коммун. Проклятье, будь я проклят, но почему я его не понял? Почему я не услышал его?» – говорит себе Давиан и продолжил дальше посыпать голову пеплом.