– А что по левую сторону? – спросил Давиан и напомнил Паулю, что они всё ещё на экскурсии и не следует надолго уходить в себя.
Рука Густава уставилась влево, и его машинная речь обозначила предназначение этих боксов:
– Это последняя Станция, которая работает с сознанием малышей. Когда всё загружено в психику только остаётся ждать, пока они знания и опыт, чтобы информация, выданная здесь, активировалась и утвердила ребёнка в правильности выбранной им веры коммунистической.
– Так чем занимается эта Станция? – вновь вопросил Давиан, с удивлением взирая на то, как дети.
– Тут им вкрапляют в сознание, что иметь в собственности что-либо или владеть большим, чем позволяет Партия – грех против народа! – заголосил Густав, и его механически усиленная речь затрясла стёкла боксов. – Десятки лет назад люди то и дело занимались накопительством, грабежом друг друга, и ложью, для получения имущества.
Давиан с Паулем смогли заметить, как дети так же, как и их товарищи на другой Станции, подвергаются формированию образов и правил, которые взыграют в нужный момент жизни, взывая к инстинкту который «вписан» в сознание ребёнка.
– И как это работает?
– Товарищ Давиан, всё довольно просто. Мы учим детей, программируем их, чтобы они имели не больше того, что им выдали по партийной линии, а всякое лишнее, что по воле случая у них окажется, они отдавали в Фонд Партии.
– А смысл?
– Наша цель – вызвать инстинкт, запрограммировать его, чтобы подчинение догме было беспрекословным, – Густав ускорил шаг и парням пришлось ускориться, чтобы за им поспеть, при этом продолжая вещать о достижениях. – Чтобы, когда человек получил «лишнее имущество» у него возопило чувство его отдать в Фонд, а не заниматься гнилым накопительством. Вот наша миссия – прировнять людей в их стремлении не быть собственниками.
– Работа Коммунизатора? – спросил Пауль.
– Да. Это процедуры, их часть, которые заканчивают процесс работы над малышами. Теперь они максимально приведены к Генеральной линии Партии, в их рассудки заложены основы, которые дадут напомнить о себе со временем, отведя сами их мысли от крамолы. – Густав махнул рукой, словно зазывая ребят. – Ладно, нам пора возвращаться,… давайте я вас довезу до площади, там же у вас проповедь? Поразмыслите над тем, что увидели сегодня, ибо это фундамент Директории и Коммун, который питает её новыми партийцами.
Давиан в этом ощутил могущество, величие Партии и народа, которые сумели вырвать у природы бразды правления процессами зачатия и родов, да поставили это на службу людям. Цеха и Станции, кабинеты, тянущиеся бесконечной вереницей, где кипит священная работа воспроизводства населения, внушают благоговейный трепет в Давиана. Это ли то величие, о котором он мечтал?
«Народ, его воля, взяла полный контроль над каждым аспектом жизни человека и разве ли это не чудесно» – восхищается Давиан, рассуждая о превосходстве человека над силами природы, превознося и хваля Партию, от которой зависят миллионы новых, молодых судеб.
Давиан видит, как в далёком будущем вес мир станет единым с Директорией и отдаст себя на волю её идей. Ведь как можно не продаться таким идеям, какие даёт Директория?
Для Пауля всё совершенно иначе. В его голове не живописуются картины прекрасного мира, где великая Партия – мудра и человечна, претендует на звание мирового жандарма, со знаменем нового порядка в руках. Она породила машинную цивилизацию, где людей практически нет, есть пародии на них, миллионы врождённых рабов, чьи души изломлены и покорёжены, низведены до инстинктивного повиновения, а Коммунизатор – ещё один инструмент, из крайне широкого инструментария Партии, которая всеми силами стягивает кандалы на руках людей.
«Нам здесь нет места… не мне» – сокрушается в мыслях Пауль, безразлично смотря в спину Густава, который ведёт их к выходу. Он чувствует, что ещё немного идейного давления, и он не выдержит напора, его прорвёт. Он видит вокруг себя придатки к Партии, не людей, чувствует, как это сдавливает его сердце и терпения, которого с каждым нём проведённым здесь всё меньше.
Глава седьмая. Бунт в «раю»
Утро следующего дня.
Визг и рёв акустическим кулаком ударили по ушам жутким звучанием, от которого даже задрожали стёкла и стены. Десятки сирен взвыли в единый момент, и их хор захватил всем общежитием за долю секунды, рождая в сознании её обывателей единственный вопрос «Что случилось?».
– Проклятье! – донеслась ругань с кровати и продолжилась бранной речью. – Вот зараза! Что за чертовщина тут творится!?
Давиан был выдернут из сна и поднят рёвом сирен, который несётся из всех колонок, установленных в его комнате, уподобившись ненужному и проклинаемому будильнику, который появилось желание взять и запустить куда подальше, но этого не сделаешь.
– Вот же зараза! – цепляясь за простыню, стягивая её полотно пальцами в складки, юноша потянулся за часами, но мгновенно же вспомнил, где есть другие, и обратил сонные глаза на стену.